DISHONORED: Порченый - стр. 14
Пробка бутылки наконец поддалась, и Галия сделала большой глоток обжигающей жидкости и посмотрела на стоявший справа книжный шкаф. Его полки, как и большая часть комнаты, были пусты.
Только на средней, в самом центре, гордо лежала маска «китобоев».
И собирала пыль.
Не проходило и дня, чтобы Галия не тосковала по Дауду. Прошло много лет – четырнадцать, как минимум, думала Галия, притворяясь, будто не считает дни. За это время жажда никуда не исчезла. Больше того, она становилась все сильнее, перерастала в настоящую боль, а затем и в агонию, сжигающую разум. Выпивка, конечно, помогала, она притупляла боль и заглушала остальные чувства.
Этот непреодолимое желание, эта боль были не страстью к приключениям, к опасности, хотя Галия и понимала, что за все это готова душу продать. Ее новая жизнь была простой и безопасной, а простоту и безопасность Галия всегда презирала. В жизни, которую воспринимаешь как должное, нет никакой радости. Чтобы действительно ценить жизнь, за нее нужно бороться, нужно рисковать.
Но Галия терзалась не только из-за этого. Она всеми силами старалась унять боль, но в последнее время она мучила ее все чаще и чаще. И неважно, сколько она пила, сколько тренировалась в одиночестве в своей квартирке на последнем этаже, пытаясь поддерживать себя в форме, хотя у нее был лишь один враг – уходящее время.
Ей хотелось того, что ей давал Дауд, что он давал всем своим «китобоям».
Галия крепко зажмурилась и тогда, только тогда, сомкнув веки и наблюдая, как темнота колышется и поблескивает синевой, как коротнувший бак с ворванью, увидела картину из собственной памяти: как она переносилась из одной точки в другую, как время замерло на долю секунды, когда она перепрыгнула с крыши на крышу, пересекла переулок, затем широкую улицу, оказалась позади ни о чем не подозревающей жертвы и вогнала клинок ей в бок по самую рукоять, а та еще и не заметила ее присутствия.
Такой была сила – дар Дауда. Переноситься по свету как молния, когда вся геометрия мира раскрывалась лишь ей и «китобоям», предоставляя им свободу передвижений, недоступную пониманию большинства людей. Такое движение, этот перенос, и было его силой.
Сначала она по ней не скучала. Освободиться от гнета Дауда было все равно что проснуться холодным утром – трезвой, живой, чуткой ко всему. Заряженной энергией. Возможно, это была лишь реакция организма, лишенного чудесного дара.
Потом стало хуже. Чуткость сменилась болью, почти осязаемой, которая сначала погрузила Галию в отчаяние, а затем заставила взяться за бутылку. Работа в «Кошке» поначалу была отдушиной, дала ей новые перспективы, но вскоре она превратилась – как и все на свете – в рутину. Которая повторялась изо дня в день.