Дипломатический агент - стр. 3
Тимофей обернулся, и бугристое красно-синее лицо его растянулось в улыбку.
«Худенький мальчонка-то, – жалостливо подумал Ставрин, – шейка на просвет. Дите, а поди ж ты…»
– Ай заморился? – спросил он Ивана. – Так я погожу. Хочешь, иди цветиками подыши, васильками. Они, видишь, какие? Синь-цвет. Как словно Каспий-море.
– А Каспий-море синее?
Тимофей засмеялся.
– Как небо все одно. Будто вместе с дождичком опрокинулось.
Ставрин натянул вожжи и спрыгнул на землю. Размявшись, он развел руки и, запрокинув голову, начал тонко высвистывать песню жаворонка.
– Глянь, барин. А птица все ж самое что ни на есть чистое создание. С сердцем. Поет себе да поет… А у нас не попоешь. Так что ты сейчас, мил-душа, поиграй. Годы твои молодые, игручие.
– Я не ребенок.
– Да ты не серчай. Я от сердца к тебе.
Когда Иван соскочил с брички и пошел в поле, Тимофей окликнул его:
– Барин, а за что тебя, а?
– За всякое, – ответил Иван и вздохнул. – Я и сам-то не знаю за что.
– Хитер. Ни за что такое не делается. Инто, значит, было за что…
Иван собрал большую охапку васильков и положил рядом с собою, укрыв от лучей солнца холщевиной. Ставрин сел на облучок, чмокнул губами и негромко запел:
В Орскую крепость Ставрин приехал поздним вечером. Жара спала. С запада дул соленый ветер. Полный диск луны дрожал в небе. Около маленького свежебеленого домика Тимофей остановил лошадь. Постучал кнутовищем в окно. В доме кто-то закашлялся. Сверчок прервал свою песню, прислушиваясь. Прошлепали босые ноги, щелкнула о косяк щеколда. На пороге стояла высокая девушка в белой до пят рубахе. Тимофей поцеловал ее в лоб, отдал кнут и вернулся к бричке. Взяв на руки спящего Виткевича, он бережно понес его в дом.
– Царева преступника привез, – шепнул он дочери. – Замаялся мальчонка.
Всю жизнь Тимофей Ставрин мечтал о сыне. Бог послал ему пять дочерей. Он прижал к себе хрупкое тело Ивана, и сердце глухо застучало: «Сы-нок, сы-нок, сы-нок».
Часы пробили полночь. Жители британской столицы давно уснули. Тут даже в дни празднеств балы кончаются рано: веселиться можно ехать в Париж или Петербург.
Только в одном из фешенебельных лондонских предместий, в небольшом особняке, охраняемом двумя запорошенными мокрым снегом львами, горят тусклыми пятнами в темноте ночи два окна на третьем этаже. Большие хлопья снега прилипают к освещенным стеклам, и кажется, будто им очень хочется разглядеть, что происходит в большом холле.
Холл отделан мореным черным деревом. Острые блики огня в камине пляшут, отражаются на черном дереве причудливыми видениями.