Дилетантское прощание - стр. 6

Надо ли удивляться, что Дороти стала глотком свежего воздуха?

Когда мы познакомились, она спросила:

– Что у вас с рукой?

Дороти была в белой куртке и говорила отрывисто, как врач. Услышав ответ, хмыкнула и сменила тему.

Когда она впервые села в мою машину, то даже не взглянула, как я веду, но увлеченно рукавом протирала очки, время от времени дыша на стекла.

Когда подметила мое заикание (влюбившись в нее, я тушевался и конфузился), Дороти накренила голову и поинтересовалась:

– Это от чего? Мозговая травма или просто нервы?

– П-п-просто нервы, – сказал я.

– Вот как? Любопытно. Если задействовано левое полушарие… Черт…

– Что, простите?

– Кажется, я забыла ключи на работе.

Дороти была уникальная женщина. Неповторимая. Господи, после ее ухода зияла пустота. Меня как будто стерли, разодрали надвое.

А потом я оглядел улицу и увидел ее на тротуаре.

Вот как она умерла.

Был август. В 2007-м начало месяца выдалось жарким и душным. А я простудился. По-моему, хуже нет, как простудиться летом. Зимой-то укутаешься в одеяла и пропотеешь. А летом ты уж и так мокрый как мышь, однако все без толку.

Все же я пошел на работу, но заклацал зубами, едва включили кондиционер. Сгорбившись за столом, я дрожал и трясся, кашлял, чихал и сморкался, наполняя салфетками мусорную корзину, пока Айрин не отправила меня домой. Ох уж эта Айрин. Ты всех нас перезаразишь, сказала она. Нандина и все прочие тоже уговаривали меня поберечься.

– Бедняжка, ты выглядишь ужасно, – посочувствовала секретарша Пегги, а вот Айрин эгоистично заявила:

– Я не желаю рисковать здоровьем в угоду твоему пренебрежению рабочей этикой.

– Прекрасно. Я ухожу, – сказал я. Раз она так ставит вопрос.

– Давай я тебя отвезу, – предложила Нандина, однако я воспротивился:

– Благодарю, но я и сам еще в силах.

Я собрал манатки и вышел вон, злой как черт на всех и прежде всего на себя – за то, что разболелся. Терпеть не могу выглядеть немощным.

Однако в машине я позволил себе слегка по-кукситься – чихнул и протяжно застонал, словно тяжелобольной. Потом полюбовался на себя в зеркало заднего вида: слезящиеся глаза, лихорадочный румянец, взмокшие спутанные волосы.

Мы жили неподалеку от станции Колд-Спринглейн, в зеленом неухоженном районе, что в нескольких минутах езды от городского центра. Наш маленький белый дом красивым не назовешь, но мы с Дороти никогда не были подписчиками журнала «Красивые дома и сады». Жилье нас вполне устраивало: один этаж, светлая веранда, пристроенная к гостиной, где нашлось место для компьютера и медицинских журналов.

Я хотел пройти на веранду и поработать – отредактировать рукопись, которую прихватил из издательства. Однако в гостиной вдруг сбился с курса, отклонившись к дивану. Я присел на него, еще разок простонал, а потом выронил рукопись на пол и улегся, вытянувшись во весь рост.