Диктатура интеллигенции против утопии среднего класса - стр. 29
Надо учесть, что и до революции в вузах училось немалое количество детей рабочих и крестьян – до 39%, а в технических вузах – до 55%. Но теперь этот процент резко подскочил, так как представителям бывших привилегированных слоев, в том числе потомственной интеллигенции, был исскуственно ограничен доступ в вузы. Они мгновенно – и на долгие десятилетия – превратились в людей третьего сорта.
В сентябре 1920 г. был издан декрет о рабфаках; в 1921/22 гг. на них учился уже 27.341 человек. Роль рабфаков со временем все возрастала: в 1932 г. среди первокурсников через них прошел почти 31%, а спустя два года – уже 45%. К тому же обучение в первые годы после революции проводилось в сжатые сроки, по сокращенной программе. Все эти обстоятельства, разумеется, сильнейшим образом сказывались на качестве выпускников. И, понятно, не в лучшую сторону. Но это не смущало новую власть.
Аналогичный результат несло с собой и выдвиженчество, когда необразованные, но «безусловно преданные» массы становились интеллигенцией в приказном порядке. Показательная цифра: в 1933 г. среди специалистов и руководителей предприятий и учреждений в стране свыше 1.370.000 человек не имело ни высшего, ни даже среднего специального образования, кроме, разве, кратких курсов. А процесс выдвижения еще долго развивался по восходящей. Не остановился он и сейчас: в разных отраслях нашего хозяйства насчитывается от 8 до 26% выдвиженцев.
Ленин оптимистически оценивал ситуацию. Он писал: «Основаны советские школы, рабочие факультеты, несколько сотен тысяч молодых людей учатся, учатся, может быть, слишком быстро, но во всяком случае, работа началась, и я думаю, что эта работа принесет свои плоды. Если мы будем работать не слишком торопливо, то через несколько лет у нас будет масса молодых людей, способных в корне изменить наш аппарат» (т. 45, с. 291).
О, эта порода скороспелых интеллигентов первого поколения с партбилетами в кармане!.. Они и до сих пор заправляют делами в стране. И задача перед нами все та же: как бы «в корне изменить наш аппарат»?
Итак, читатель получил некоторое представление о тех социально-политических условиях, в которых шла к своему финишу старая интеллигенция, и стартовала новая. Я хочу подчеркнуть, что именно в первые послереволюционные годы сложились все факторы этих процессов: и государственное отношение к интеллигенции, и формы и методы ее воспроизводства.
В силу этого мы вправе опустить рассказ о следующем периоде ее истории и перейти прямо к тем результатам, которые налицо в нашей сегодняшней жизни. Мы уверены, что судьба интеллигенции, включая все эксцессы 1930-1950-х и более поздних лет, складывалась непрерывно и последовательно в неизменных условиях, в целом определившихся в 1917—1924 гг.