Диколесье. Сборник историй - стр. 7

– Они придут, чего ты.

Сорока села рядом на ветку боярышника.

– Или нет.

Волче стоял сзади.

Те, кто мог, те кто хотел – вернулись. Она сделала, что могла. Она показала путь.

Стальные перья до поры спрятаны в Диколесье, время строить дома.

Ей город (её мечта) – ждал. Резной, странный Китеж-град на границе реальности.

В этом городе пели песни. Ради тех кто вернулся, ради тех, кто еще придет. Пели о других городах, о морях, о штормах. Пели за работой, пели за отдыхом.

В этом городе любили жить.

В городе было мало людей, потому что та, кто заложила фундамент – отродясь лидером не была. Но что взять с женщины, которую вырастили волки? Она все ходила по берегу да говорила с гусями – что с неё взять? Она знала, что ей каждый раз придется идти впереди (это же её город! её гуси!) и это пугало до рези в глазах. Идти бы ей одной – нечего тут бояться; но следом должны идти другие… а она никого не зовет.

В городе было много сокровищ: были люди, были мечты. Что еще надо?

За городом был лес – Диколесье.

За городом был мир – иногда прекрасный, иногда злой.

За городом была…

… и ей бы отдохнуть, ей бы набраться сил. Подождать, пока искры снова будут течь от сердца к пальцам. Ей бы остановиться…

… но Мать Гусей все еще не придумала легенду о своем городе, поэтому шла дальше.

Ох, люди эти. Опять потеряли свою шнягу для разговоров. Ходили, разговаривали, зачем-то тыкали в мухомор, а потом увидели белый гриб, и бросили эту штуку.

Ходили потом, искали, пинали, шумели. Шняга гудела, вопила, но люди её не замечали. Глухие что ли? Мы с грибами да березами уши затыкали как могли, а эти двуногие не слышали. Чудные они – недикие.

А потом взяли и ушли.

Я тыкал в экран, тыкал.

Упс, получилась картинка. Теперь у меня есть шняга, а на ней я.

Надо разбираться дальше.

Ветер гонит облака к середине осени, ели только стряхнули с себя прошедшие дожди, а березы меняют зелень на золото, будто впитывают последний солнечный свет.

На гладком людском экранчике меняются цифры.

Время… я раньше и не знал, что ему ведется счет. Теперь с каждым новым рассветом я узнаю, что вчерашний день умер. Минуты и часы уходят, и от этого и грустно, и весело.

Беги, время, беги!

Я шагаю по заболоченному берегу, минуя яркие бусины клюквы. Дальше, на озере, укрытом в глуши, слышны голоса. Пронзительный шепот, грустные разговоры, волнительные споры – когда лететь домой? Можно ли еще остаться на несколько дней? Будут ли благосклонны ветра к перелетным птицам?

Шумит-поет, спорит и решает осеннюю судьбу журавлиное вече.