Дикие особи - стр. 64
Но признаки эмоций за секунду стираются бесследно, и то первое выражение кажется плодом больного воображения. Мужское лицо преображается, расслабляются челюсти, морщины на лбу разглаживаются. А сам Никандер, бедром легонько выбивает дверь, занося меня внутрь. В помещении не обращает особого внимания на спящего врача, резко просыпающегося от стука и подскакивающего с кушетки, а первым делом склоняет лицо ко мне и мягко улыбается.
У.л.ы.б.а.е.т.с.я... М.н.е. Не ухмыляется, а улыбается одними сжатыми в тонкую полоску губами, но не глазами. Те по-прежнему холодны и пусты, как ледяной подземный колодец без воды. Я хотела растормошить и увидеть, как изменится лицо Генерала из-за улыбки, но почему-то сейчас подобное изменение в поведении данного человека смотрится противоественным, даже немного опасным.
- Что ж... - комментирует, но на полтона ниже, чем прежде. Прислушавшись, хорошо ощущается затаившаяся едкая угроза. - Только что ты совершил большую ошибку, мальчик. На меня нельзя повышать голос.
- Это угроза? - невинно хлопаю ресницами, слегка улыбаясь и стараясь перевести беседу обратно в то занудное русло с нотациями. На нормальном мужчине этот трюк бы сработал, но не на нем. Он - ненормальный! Чем больше его узнаю, тем больше понимаю, что нам не дано ужиться на одном квадратном метре Земли.
- Что ты... угрозы - пустая трата времени. Обычная констатация факта. В качестве наказания за нарушение отбоя ты наказан тремя ночными дежурствами на охранном пункте.
Плотный распорядок дня не дает возможности отдохнуть днем, а шесть ночных часов для сна - катастрофически мало лично для моего женского здоровья (не знаю, как насчет парней). За неделю я приобрела бледность, сухость кожи и синяки под глазами. А ночное дежурство на улице в мороз - это, как последний гвоздь в крышку гроба моей умирающей красоты.
- Серьезно!? - от несправедливости и бешенства сбивчиво переспрашиваю правильно ли услышала, но хладнокровный взгляд и равнодушное пожатие плечами подтверждает сказанные слова. - Меня по твоей милости избили до полусмерти и не знаю, когда поправлюсь, а ты меня наказываешь?
Собеседник не желает продолжать дискуссию и молчит.
Тем временем боковым зрением замечаю жестикуляцию человека, находящегося вместе с нами в медицинском кабинете, и частично понимаю, что мы в лазарете, но прекращаю гневно испепелять яростью объект моего недовольства только, когда слышу вежливое покашливание, призванное обратить на себя внимание, и чужой голос:
- Доброй ночи, господа!?
Тут приходится отвлечься и синхронно с партнером по словесной драке грубо ответить: