Дикая война - стр. 41
Сам того не зная, парень повторил слова Елизаветы Павловны.
– Ох, Мишка. Доведёт тебя язык до цугундера, – усмехнулся десятник.
– Меня каторгой пугать – только время терять. Тайга большая, – отмахнулся Мишка.
– Да уж. Над кем другим бы посмеялся. А тебе верю, – кивнул десятник и, хлопнув его по плечу, прошёл в участок.
Между тем начальник местной полиции привёл Елизавету Павловну с дочерью на широкое купеческое подворье и, о чём-то переговорив с хозяином, откланялся. Купец, оглядев женщин долгим, оценивающим взглядом, позвал женщину из дворни и, отдав ей короткое указание, ушёл в дом. Женщина, по виду местная крестьянка, подойдя к Елизавете Павловне, чуть улыбнулась и, указав на небольшой флигель, сказала:
– Пожалуйте, сударыня. Хозяин велел вас в том флигеле поселить. За мной извольте идти.
И развернувшись, не спеша поплыла в указанном направлении. Двое полицейских, уставившись на это действо, синхронно сглотнули и, подхватив вещи, поспешили следом. Идя следом за крестьянкой, Елизавета Павловна чувствовала, как сердце её наливается чёрной яростью. Эта баба вышагивала так, словно сама являлась хозяйкой всего подворья. Хотя, если быть честной перед самой собой, то они с дочерью здесь и вправду только на правах приживалок, принятых из милости. Достаточно вспомнить недовольную рожу того купца, с которым договаривался майор.
Впрочем, не в их положении привередничать и показывать характер. Лиха беда начало. Главное сейчас – как-то зацепиться и найти работу. А уж дальше жизнь покажет. С этими мыслями Елизавета Павловна прошла во флигель и, оглядевшись, тяжело вздохнула.
– Здесь раньше прислуга всякая жила, – с лёгкой улыбкой пояснила баба. – Да только третьего дня на нас хунхузы налетели, вот их и побили. Так что пока вам тут жить.
– Передай хозяину нашу благодарность, – нашла в себе силы ответить Елизавета Павловна с холодной вежливостью, при этом подумав, что местный начальник полиции мог бы быть и полюбезнее, пригласив их на обед. Есть хотелось неимоверно.
Но денег было двадцать две копейки на двоих, а в корзине ещё оставались хлеб, варёные яйца и немного жареной рыбы. В дорогу она покупала только то, что подешевле. Жестом отпустив бабу, Елизавета Павловна бессильно опустилась на стул и, не удержавшись, в голос, от души расплакалась.
Затолкав на сеновал последнюю охапку сена, Мишка перевёл дух и, глянув на тётку, весело усмехнулся:
– Успели, мама Глаша. Теперь точно до следующей весны можно не беспокоиться.
– До весны, – устало проворчала тетка. – Этого сена Пеструшке и до следующей осени не съесть. Говорила же, не нужно столько. А ты всё: пусть будет да пусть будет.