Дикая Охота - стр. 50
История вышла бы более драматичной, если бы Карах так не чавкал похлебкой, а потом не выскреб всю подливу и не облизал ложку.
– Перчатки тоже часть образа? – спросила Грейс. – Чтобы подарить девушке на память или как?
– Нет, – ответил Карах, отставив миску. На этот раз он заглянул собеседнице прямо в лицо, и искры от костра вспыхнули в его зрачках. – Просто не люблю, когда ко мне прикасаются.
– Фраган же только что сказал…
– Он сказал, что «нежные любовники» нравятся девушкам. Что думают об этом сами «любовники», он не уточнял.
Когтистый улыбнулся, и Грейс заметила, что зубы у него тоже черные. Она собиралась спросить, кто он сам такой, но не была уверена, что этот вопрос уместен.
Над головой плыло бархатное небо, усыпанное стеклянными звездами. Она не заметила, когда наступила ночь. Синеву разбавлял только едкий дым от костра, а рыжие языки пламени подскакивали вверх так высоко, словно стремились подпалить парочку звезд. Все сидели молча, протянув руки к огню. Грейс вспомнила, как Вивиан запретила ей есть еду троллей, пригрозив, что если она отведает пищу чужого мира, то должна будет остаться в нем навсегда. Что ж, похоже, в Дикой Охоте ей придется задержаться.
Дайре о чем-то тихо попросил Караха, на сей раз без ужимок. Угрюмый красавчик достал из-за пояса флейту и поднес к губам. Грейс слегка дернулась, но когти Фрагана успокаивающе поскребли ей по плечу. Они с Дайре негромко рассмеялись, и Грейс расслабилась.
Когда Карах начал играть, она внезапно поняла тех девушек, которые (наверное) чахли по нему от тоски. Никогда прежде не приходилось ей слышать такую прозрачную гармонию. Эта мелодия была незнакомой, но, казалось, рассказывала, как они сидят у огня под теплым ночным небом, немного сонные и размякшие от горячей еды, как ладони печет жар пламени, а на сердце неспокойно…
Еще флейта пела о каждом по отдельности, и Грейс лучше узнавала тех, кто сидел рядом. Вот Дайре – жидкий огонь и взрывная волна, костер, согревающий руки, и лесной пожар, выжигающий мир до черного остова. А вот Фраган – легкий и веселый, жизнерадостный и верный. Вот Александр, грустный от потери друга, разорванный на части, но несгибаемый и решительный.
А потом Грейс услышала себя. Ее мелодия была совсем короткой – Карах знал ее плохо. Но, выдав несколько резких нот, он выправился и сыграл что-то ясное и чистое. Мотив казался простым, но достаточно приятным, чтобы не раздражать и не въедаться в голову. Грейс ждала, что в конце золотоволосый сыграет о себе, но он оборвал музыку и сладко зевнул.
– Мы проводим тебя, – предложил Фраган.