Дигитальное перо - стр. 9

– Смерть хороший тормоз. Безупречный. И неотъемлемый.

– Веслав, что-то грустно звучит? Тебе лет-то сколько? Не рано ли задумался?

– Если об этом не думать, то можно прожить значительную часть жизни в иллюзии, что жизнь бесконечна. А можно помнить об этом каждый день. В каком случае человек рациональней распределится временем?

– Если помнить каждый день, то депрессия сломает тебя быстрей, чем ты сделаешь что-либо, как ты говоришь, порациональней. А не чувствуя смерти, можно творить с чистой и легкой душой.

– Не чувствуя смерти, можно пробездельничать хоть всю жизнь.

– Видимо, мы смотрим на одно и тоже с разных сторон. Ты вот лучше скажи, почему до сих пор очки носишь?

– В семье по мужской линии всегда все носили. Даже когда коррекция появилась. Так и носили ноль на дужках. Дед в память о прадеде, отец в память о деде и так далее. Традиция своего рода.

– То, что твоего рода, я понял!

Веслав улыбнулся, шутка ему понравилась. Он был мне симпатичен, такой немного нескладный, но всегда серьёзный. Вроде не сильный, но никогда ещё я не слышал, чтобы он что-то не доделал вовремя или кого-то бросил без помощи. Он был силён духом. Чувствовалась в нём какая-то переданная поколениями интеллигентность, несмотря что в айти он не слишком преуспел, а считал это своей профессией. Даже глядя на свои недостатки, гордость в нём была и непреклонность в собственных убеждениях перед лицом времени.

В полисе он попросил остановить недалеко от Парнаса перед каким-то кафетерием. Он несильно пожал мне руку, закинул через плечо сумку с лэпом и пошёл немного тяжеловатой походкой в направлении двери, собирая на плечи мокрые снежинки.

Я немного посмотрел ему вслед, потом закрыл глаза и, помассировав лоб, на миг провалился в полное отсутствие мыслей. Потом медленно открыл веки и, нажав педаль движения, погнал дезер на верхнюю парнасовскую стоянку для университетских машин.

В университете было как всегда хорошо. Прохладный свежий воздух, постоянный шум различных разговоров, яркие и пёстрые вереницы студентов всевозможных факультетов и отделений. И ни один не похож на другого. Всё время они торопятся то на лекцию, то на плановые тесты, то на практические опыты. Всё время сумка через плечо или рюкзак, с увесистым лэпом или стопкой мимолётной распечатки, или с архаичными книгами из самых дальних архивных помещёний самых нижних этажей.

Движение в этом постоянно светлом стоэтажном непомерно разросшемся здании из гранита и стекла было непрерывным. Даже ночью то и дело по этажам сновали люди. Кто с озабоченным видом в одиночку, кто в компании с шутками и хохотом, готовым обрушить потолок из-за хорошего эха в пустынном коридоре. Коридоры универа! Это была территория свободы. Это в кабинетах, аудиториях, лабораториях и ещё с сотню других различных видов помещёний необходимо было вести себя в соответствии с обстановкой, работой или имеющимся там коллективом. Но коридор был общей территорией для всех и, по негласному закону, вести себя там можно было, как угодно. Каждый знал, что любая дверь, а уж тем более стена – звуконепроницаемые, и, следовательно, помешать, находящимся за ней, было невозможно. Тем более после того, как все зашли, двери ещё и запирались. Так что, по-большому счёту, об неё можно было хоть убиться – те, кто внутри, всё равно бы ничего не почувствовали.