Размер шрифта
-
+
Диалоги снаружи и внутри - стр. 24
Галатея моя ты,
Но рода мужского. Ого.
Галатея моя, золотая,
О, проснись-пробудись,
Расколдуйся – целую, как надо,
Как во всех знаменитых финалах,
Когда разрушаются капища, скопища зла
И, напротив, в сиянье лучей,
Восстают до небес колоннады,
Очевидно, как я понимаю, – добра…
(Тут и в трубы трубят,
И врата отворяют,
И чудовища облик чудовищ
Теряют.)
Галатея родная моя,
Мне галантно подай лимонада,
Я так голодна…
Не скрывай от меня
Свой удушливый ужас
Перед новой судьбой,
Перед новой борьбой.
О, мужчины умеют и любят бояться.
Сядем. Поговорим. Обойдется. Помаду утри.
Памятник курящему
Он курил на ветру вокзала.
И одежды его терзало.
Улетел продувной кепон
Без особых к тому препон.
Человек лишь следил вполглаза
Чтобы курево не погасло.
Улетело пальто в рассрочку.
Ну и ладно. Поставим точку.
Он от ветра лицо схоронил, —
Сигарету оборонил.
Улетели очки, пиджак.
Ничего. Проживем и так.
Он лопаткой сложил ладонь,
Защитить последний огонь.
Улетел носовой платок —
Вслед за поездом – на восток.
Он курил на ветру в затяжку.
Беззащитно-бела рубашка…
Он курил на ветру вокзала,
Оттого, что Тебя умчало.
«Цыганка по двору бродила…»
Цыганка по двору бродила.
Глазами жаркими сверкая,
Цыганка душу бередила,
Не молодая, но такая…
Звезда холодная горела.
Лучами мертвыми живила.
Душа цыганки пела, пела…
Лучи холодные ловила.
Когда упала навзничь песня,
Цыганка очи опустила.
Когда осталось только «если» —
Лучи холодные ловила.
Цыганка душу бередила.
Лучи холодные ловила.
А может, грела, да горела?
Но до конца цыганка спела.
«А Сольвейг – пела…»
А Сольвейг – пела.
Сколько сказано об этом…
Гляди: ее душа исходит светом
По-детски. Безнадежно и несмело.
И тело невесомым стать успело.
Среди миров, которым нет предела,
Среди лесов слепая Сольвейг пела…
Пророку
Глаза возводишь. Руки воздеваешь.
Слова высокопарные вопишь.
Но через слово ставишь: «понимаешь?»
и, что ни жест, – через плечо глядишь.
Ты, как и раньше, жаждешь отраженья.
Ты, как и прежде, пониманья ждешь —
до одури, до головокруженья,
до самовозгорания. И все ж,
скажи: каким народам на потребу,
преображен брожением времен,
в широком жесте примерзаешь к небу
и к небу твой язык приговорен?
На смену аватарки
Рождаясь заново, пускаясь в авантюру,
Меняя лик и, может быть, фигуру,
Хоть иногда, не очень кардинально
И не вдаваясь в «область инфернальну»,
Ты осторожен будь, о, автор Интернета,
И не избегни моего совета:
Подобен свету будь, подобен свету.
В двоичном коде ты привык к свободе…
Я «Белой Пирамидой» не была и «Черным Кубом»,
Но фотку поменять – как это все же грубо!..
В несовершенстве мира…
В несовершенстве мира
Конец ознакомительного фрагмента.
Страница 24