Диалоги с Сократом. С комментариями и объяснениями - стр. 13

Критон. По-моему, правду.

Сократ. «Вот и рассмотри, Сократ – скажут, пожалуй, законы, – правду ли мы говорим, что ты собираешься теперь поступить с нами несправедливо. В самом деле: мы тебя породили, выкормили, воспитали, наделили тебя и всех прочих граждан всем прекрасным, чем способны были наделить; и вместе с тем мы ведь всякому желающему из афинян, после того как он подвергся докимасии и познакомился с государственными делами и с нами, законами, предоставляем возможность поступить таким образом: кому мы не нравимся, тот может взять свое имущество и уйти куда ему угодно.

И ни один из нас, законов, не препятствует и не запрещает желающему из вас отправиться в колонию, если мы и государство ему не нравимся; и если он хочет переселиться куда-либо в другое место, он может идти туда, куда ему угодно, взяв свое имущество. О том же, кто из вас останется, видя, как мы судим в наших судах, как мы во всем прочем управляем государством, – о том мы уже говорим, что он заключил с нами соглашение на деле исполнять все то, что мы приказываем; и о том, кто нам не повинуется, мы говорим, что он втройне поступает несправедливо: он не повинуется нам, своим родителям; не повинуется нам, своим воспитателям; он, заключив с нами соглашение, что будет повиноваться нам, не повинуется и не вразумляет нас, если в чем мы поступаем нехорошо. Хотя мы и предлагаем, а не грубо приказываем исполнять то, что мы приказываем, но предоставляем ему на выбор одно из двух – либо вразумлять нас, либо исполнять наши приказания, – он не делает ни того, ни другого».

«Таким-то, – утверждаем мы, – и ты, Сократ, будешь подлежать, если сделаешь то, что замышляешь, и притом именно ты не меньше, чем все афиняне, а больше». А если бы я сказал: «Да почему же?», законы, пожалуй, справедливо бы заметили мне, стали указывать на меня, заметив, что из всех афинян по преимуществу именно я вступил с ними в такое соглашение. Они сказали бы так: «Сократ, у нас есть веское доказательство того, что тебе нравились и мы, и государство. Ты никогда из всех прочих афинян не предпочел бы быть в нем, если бы оно тебе предпочтительно не нравилось. Ты ни разу не выходил за пределы государства на феорию [один только раз на Истм, а так вопрошал оракула в частном порядке], ни куда-либо в другое место, за исключением только того, что участвовал в походах. Ты никогда, подобно прочим людям, никуда не отлучался; не овладевало тобою желание узнать другое государство, другие законы; нас и нашего государства было достаточно для тебя. Так сильно ты нас предпочитал и согласен был жить под нашим управлением. Между прочим, ты и детьми обзавелся в нашем государстве, так как оно тебе нравилось. Сверх того, если бы ты хотел, ты еще во время самого процесса мог назначить себе наказанием изгнание, и сделал бы тогда, с согласия государства, то, что собираешься теперь сделать против его согласия. Ты же тогда рисовался и не негодовал на то, что тебе придется умереть, но предпочел, как ты утверждал, смерть изгнанию. А теперь ты ни тех своих речей не стыдишься, ни на нас, на законы не взираешь и собираешься их уничтожить, поступаешь так, как поступил бы самый негодный раб, собираясь бежать вопреки договору и соглашению, на основании которого ты обязался жить под нашим управлением. Итак, прежде всего, отвечай нам вот на что: правду ли мы говорим или неправду, утверждая, что ты согласился жить под нашим управлением не на словах, а на деле». Что скажем мы на это, Критон? Иное что или согласимся?