Дэзи и ее мертвый дед - стр. 29
Решетка, наконец, откроется, он пройдет этот путь наружу и тут же забудет увиденное. Но потом вспомнит. Он вспомнит начало, которое уже видело этот конец.
Конец.
Пять символов. Пять букв. Бесконечный пробел. Пустота.
Солнце опустилось к деревьям. Дэзи стоит в раздумье. Хорошо бы до приезда матери сбегать на пруд, но сначала проверить, крепко ли спит дед. Она отыскивает воткнутую в перила иголку, задирает деду штанину и несколько раз осторожно колет его в ногу. Дед не шевелится.
Она взбирается ему на колени, поднимает руку к ноздрям, затем достает из кармана шорт хлебный мякиш и, скатав из него шарики, затыкает деду ноздри. Ждет. Дед не поднимает свою рябую руку и не кладет ей на лицо. Не шевелится.
Она достает спички, зажигает, приподнимает деду веко, подносит горящую спичку к глазу. Дед не шевелится.
Она смотрит в зрачок, силится рассмотреть там что-то, спичка гаснет, она все смотрит, не отрываясь, наконец, видит в темном зрачке светлый клубочек. Кто-то машет крыльями в дедовом глазу. Будто улетает вдаль по темному тоннелю, делаясь все меньше и меньше… Дед не шевелится.
Над головой Дэзи кружится перо. Она спрыгивает с коленей деда, ловит перо, втыкает его себе в волосы, вытаскивает из кармана дедовой кофты телефонную трубку и нажимает кнопку:
– Мама, когда приедешь?.. Нет, не спит… Умер… да…
Бросает трубку, подтягивает шорты и лезет на крышу. Нужно попрыгать с зонтиком. Наверное, завтра сделать это уже не удастся. Завтра начнется другая жизнь. У нее будет день рождения. Она станет взрослой.
Ничего не происходит
Всякий раз в уик-энд, когда Герман забирал к себе Анюту, он придумывал для нее новое развлечение. Ему хотелось, чтоб ей было хорошо с ним. Он баловал ее, знал, что балует, но не мог ничего с собой поделать.
На этот раз он забирал ее на несколько дней – впереди были майские выходные.
– Какие у нас планы, папа? – спросила она, как спрашивала всякий раз, когда они встречались. Она задавала этот вопрос почти каждую пятницу или субботу на протяжении последних пяти лет, с тех пор, как он разошелся с Натальей.
– На этот раз аквапарк, – ответил Герман, ожидая одобрения и заранее улыбаясь.
– Ну-у, – она была разочарована, – мы же недавно были.
– Когда это недавно? Мы были там год назад. Так было здорово. Но если ты не хочешь…
– А что еще?
– Можно было бы что-то еще придумать, но я сговорился с Лапушинскими. Как-то неловко переигрывать.
Борис Лапушинский, его приятель с институтских времен, имел сына Антона, одиннадцати лет, и можно было бы сказать, что все перечисленные дружили семьями, если бы у всех перечисленных были полные семьи. Герман жил холостяком, старался ни с кем надолго не сближаться, с нетерпением ждал встреч с Анютой. Борис в свои тридцать один имел уже вторую жену, и от обеих у него были сыновья. Антон был старшим. Двухлетнего его малыша Герман ни разу не видел.