Дежавю с того света - стр. 40
– Не сказал, но был в ярости. Два часа назад умерла его жена.
– Ни фига себе! – буркнул Эрик, слышавший диалог, так как Камилла включила громкую связь.
Он даже сполз по сиденью, заглушив двигатель, подпер челюсть кулаком, периодически качая головой то ли в знак сожаления, то ли осуждения. Да и Кама впервые ощутила, где у нее находится сердце, забилось оно как-то истерично.
– Умерла?! – повторила она жуткое слово, казавшееся ей чужим, отголоском страшных небывальщин, но никак не прозаическим и распространенным явлением, ведь умирают каждый день. – А чего это она умерла?
– У Алисы было сердечное заболевание, – отчеканила холодно Ольга. – Павел ее дома держал, не разрешал даже за хлебом выйти, чтобы дотянуть до операции без эксцессов. Всего две недели осталось…
– А… а… а я при чем?
– И мне интересно, при чем здесь ты? – рявкнула в ответ Ольга. – Алиса только что умерла, а он почему-то звонит мне и не просто интересуется, где тебя найти, а требует, при этом злой, как не знаю кто. Что ты натворила?
– Да ничего такого…
– Не ври! Ты его охмуряла, потом у меня выуживала адрес, осторожненько так… зачем? Зачем тебе нужен был его адрес?
– Да я всего-то хотела отвезти ему… книгу! – еле нашлась потерявшаяся Кама. – По экономике в его сфере…
– Если смерть Алисы на твоей совести, я тебя знать не желаю!
– Подожди! Ты дала ему мой адрес?..
Ольга отключилась. Напуганная Кама набрала ее – та не взяла трубку, значит, дело серьезнее, чем подумалось в первый момент. Из ступора ее вывел Эрик, поворачивая ключ зажигания, он буркнул, правда, беззлобно, но слово само по себе было емкое:
– Допрыгалась?
– Я же не знала! – огрызнулась Камилла.
Глядя на озлобленную физию жены, Евгений Богданович расстегнул пуговицу пиджака и сунул руки в карманы брюк, соображая, что конкретно она могла пронюхать. За семнадцать лет он устал от нее, как не устают даже батраки на поденных работах, и если бы ему удалось поймать золотую рыбку, ей не нужно было бы исполнять три желания, достаточно было бы одного: закинуть Тоньку в сундук, запечатать печатями и опустить в глубины океана, где даже микроорганизмы не живут. Опротивела она ему давно, а когда-то Антонина была пусть не раскрасавицей, но смазливой кнопкой с аппетитными формами, подвижной, задорной хохотушкой, заряжающей всех положительным зарядом.
Теперь она – ни то ни се. Тумба, под завязку набитая целлюлитом, без чувств и задора, так ведь разожралась, забронзовела и огрубела в чиновничьем кресле. Храпит по ночам, как солдафон после выпитого литра самогона, зловредная стала, хотя земные блага валяются у ее коротеньких ног, как и десятки лизоблюдов. Чего ж еще ей надо?