Девятая жизнь Луи Дракса - стр. 31
На этот раз они обходятся без поцелуев, а просто жмут друг другу руки. Сначала он с ней, потом он с ним. Дяденька так смотрит на Папа́, как будто Папа́ вор и сейчас у него что-нибудь упрет. А я хочу остаться и подняться на дерево с китаянками, хоть они и хихикают из-за моих дурацких перчаток и вообще дуры, но Папа́ тащит меня за собой, честное слово – тащит, и моей руке больно. Если у меня от этого будет вывих, я попаду в больницу, но лучше не надо, потому что я обещал Маман, что, если увижу опасность, то скажу взрослому, которому доверяю, так всегда нужно поступать, если чувствуешь опасность. Я оглядываюсь, и одна китаянка мне машет, а тетенька с дяденькой держатся за руки. Маман с Папа́ не держатся за руки и не целуются, потому что поцелуи – это глупо, и есть другие доказательства любви, например, ответственность и умение содержать семью, а не бросать ее на произвол судьбы. Но иногда мне хочется, чтобы они целовались.
Мы проходим мимо урны, и я потихоньку засовываю туда свои дурацкие перчатки, когда Папа́ не видит. В ресторане мы едим мексиканский фастфуд под названием такос. Такос пахнут картоном, они с pommes frites et ketchup[36]. У Папа́ странное лицо, и он все время заказывает пиво. Он берет меня за руку и говорит, что любит меня, а я говорю, что тоже его люблю, но все равно чувствую: что-то не так.
– Что это за люди? И что за тетенька?
– Просто мы были раньше знакомы, – говорит Папа́. – Мы были… друзьями. Очень близкими друзьями. Вообще-то… – Он снова берет меня за руку. – Я тебе раньше этого не говорил. Твоя Маман считала, что тебе не нужно этого знать, но… не понимаю, почему бы тебе и не знать. Я был женат на этой тетеньке.
– Женат?
– Да. Три года. Но это было давно.
– Ух.
– Я не зря сказал? Ты не расстроился?
– Нет. Чего тут расстраиваться? Ты ведь теперь женат на Маман, поэтому родился я. А так бы у тебя были две дочки-китаянки и этот малышок с дурацкой соской и шапкой с заячьими ушами.
Он молчит и просто смотрит на меня, и лицо у него думательное.
– Да. Может, ты и прав. Никто не знает, как бы все сложилось. – И опять вздыхает. – Но давай не будет говорить Маман про Катрин.
– Да? Почему?
– Ну… – говорит Папа́, цепляет вилкой pomme frite и кладет в рот. – Ты же знаешь Маман.
Что правда, то правда. Маман становится очень странная, когда Папа́ с другими тетеньками. Она не любит, когда он с ними разговаривает. От этого сплошные неприятности. Мужчины всегда предают женщин. Постоянно. Они на это запрограммированы. Мы едим руками pommes frites, а потом я рассказываю, какую хочу модель аэроплана: я развожу руками, изображая метровый размах крыльев, и опрокидываю колу, и Папа́ так извилисто машет рукой, чтобы к нам подошли и протерли стол.