Девять унций смерти - стр. 27
Якш сидел и молчал. Ждал удара. А мухи все ползали и ползали.
– Будь ты проклят! – жалко и страшно выдохнул трактирщик, опуская топор.
– Я проклят… – так же тихо ответил Якш. – У меня больше нет дома, родины и народа. Ваш Бог хорошо отомстил нам, гномам, – наши небеса рухнули нам на головы… у меня, как и у тебя, никого нет. Я – изгой. Изгнанник. Никто.
– И платы я с тебя не возьму, – тускло сказал трактирщик. – Твоими деньгами руки поганить…
Он уронил топор на пол и, ссутулившись, отвернулся. Он казался очень маленьким. Меньше гнома. Меньше гномика даже. И очень несчастным.
– А у меня и нет денег, – отозвался Якш. – Ничего у меня не осталось. Ты отомщен.
– А ты и правда… тот самый? – тяжело, словно пудовые глыбы ворочая, спросил трактирщик.
«Боги, как же он устал от своей ненависти!» – подумал Якш.
– Тот… самый главный гном… который во всем виноват? – продолжил трактирщик.
– Да, – сказал Якш. – Я и есть тот самый гном, который во всем виноват. Ты все правильно понял.
Тяжело качнувшись, трактирщик проследовал куда-то в глубь своего заведения и тут же вернулся с жарким. И Якш едва успел поймать брошенное в него блюдо.
– Тогда жри, сволочь! Жри и убирайся!
Якш ел молча. Не подымая глаз. А уходя, низко, до земли поклонился уставившемуся куда-то в стену трактирщику.
И если бы тот заплакал… но по изборожденному страданием и ненавистью лицу не скатилось ни единой слезинки. А если бы скатилось – кто знает? Возможно, Якш поднял бы дрянной топоришко и рубанул себя сам. Всего одной слезинки хватило бы, чтоб события потекли совсем в другую сторону, но трактирщик давно разучился плакать, а ненависть, не омытая слезами, бесплодна и не вызывает сочувствия.
Молодой агент секретной службы Олбарии опустил арбалет и беззвучно выругался самыми страшными словами, которые только знал. Издавать звуки он не имел права, поэтому заменил их бурной мимикой. Его лицо вопило яростью и гневом, пока губы беззвучно выплевывали самую что ни на есть грязнейшую ругань по адресу гнусного мерзавца и провокатора Якша. О, как же хочется дать в морду этой жирной гномской свинье, этой… этой…
Воин всегда отличит воина среди прочих, узнает такого же, как он сам, в любой толпе, секретный агент ни на мгновение не сомневался – Якш в любую минуту мог отобрать проклятый топор! Ему ничто, ничто не угрожало! Ничто, кроме него самого. Так какого же черта он сидел под топором этого придурка? Этого больного от горя и гнева гномоненавистника? Что он пытался доказать? Кому? Или просто дурака валял? Развлечения ради через пропасть прыгал? Скотина. Гнусная, мерзкая скотина. Нет, ну откуда он знал, что этот придурок все-таки не ударит? Не посмеет. По глазам прочитал? Сволочь. Как есть сволочь. Гном проклятый. Дергайся тут из-за него.