Девять месяцев до катастрофы - стр. 24
Тарелкин, распрощавшись со всеми рукопожатиями, устало опускается напротив, давая мне, наконец, пространства. Несколько секунд вглядывается в мое лицо, освященное улыбкой, а потом подзывает официанта.
– Заберите, пожалуйста, и принесите по новой то же самое, – обводит рукой стол.
Живот, ненадолго угомонившийся от всплеска адреналина, жалобно урчит при мысли о новой порции еды. Предыдущая в него почти не попала. Рот был занят болтовней.
Официант шустро убирает тарелки со стола и удаляется. Тарелкин продолжает молча сверлить меня взглядом. Я, чтобы чем-то себя занять, убираю в сумку все, что разложила на столе: калькулятор, ручку и исписанные салфетки. На всякий случай. Там зафиксированы договоренности.
– Может мне тебя в отдел сопровождения перевести? – задумчиво произносит Тарелкин, пытая взглядом.
Я удивленно замираю. Никогда не собиралась работать с клиентами. Но… это хоть какая, но перспектива.
– Но есть проблема, – размышляет вслух сам с собой. – Найти хорошего секретаря гораздо сложнее, чем сотрудника в продажи.
Ну вот, с небес на землю за несколько слов. От проскользнувшей похвалы сердечко уже даже не екает. Как быстро мы привыкаем к хорошему.
– Это все из-за вашего невыносимого характера, – едко замечаю я.
Непростого, Соня! «Непростого» – вот правильное слово, чтоб тебя не уволили в один день.
– Кто же спорит, – откидывается на диванчике босс. И даже смеет улыбаться. – Но ты справляешься.
Кажется, пронесло. Сколько еще я буду проверять границы этого сложного человека, пока мне прилетит ответочка? Хотя я подозреваю, что это – подсознательное. Сама я никак не решусь уволиться, а вот если самодур начальник самолично меня пнет – будет отличный толчок для поиска нормальной работы.
– Хотелось бы это видеть в трудовой и квитках за месяц, – иду ва-банк.
– Увидишь, – обещает мне мой отвратительный, отвратительный шеф.
Или не такой уж и отвратительный? Его тщательно собранный образ монстра рушится на глазах, я не успеваю обрабатывать новые факты.
Удивление от многообещающей фразы едва проскальзывает в голове, как перед нами появляется еда.
И, клянусь, я собиралась гордо дожевать свой салат, игнорируя неуместные попытки Тарелкина меня откормить, но я весь день ничего не ела, а запах мяса просто сводит меня с ума. Мой максимум приличий с голодухи – держать нож в правой руке, а вилку в левой. И жевать с закрытым ртом.
– Так что, значит, есть поклонник? – где-то между разрезанием стейка и расслабленного потягивания очередной порции кофе, интересуется Тарелкин.
Я теряюсь ровно на две секунды, пока соображаю, о чем он вообще. Переход от рабочего к личному – разгон в стейк средней прожарки. Но после ярчайшего собеседования не существует тем, которыми ему бы удалось меня смутить.