Девять дней начала света - стр. 22
Но сам племянник явно был чутким и неглупым ребёнком – он прекрасно понял подтекст моего дурацкого вопроса, поэтому повторил:
–Дядя Муртаза не злой. Он сразу приехал, как только узнал что мама и папа… что их больше нет. Похоронами занимался, ещё бабушке и дедушке денег оставил… много.
– А тебя почему забрал? Разве ты не мог жить с дедушкой и бабушкой? Или не хотел?
Мальчишка пожал плечами.
– Хотел, не хотел… Меня и не спрашивали. Да я бы всё равно рано или поздно к дяде в Россию уехал, так и мама с папой говорили. У нас-то там даже работать негде, а дядя может устроить…
– Ты поэтому так хорошо говоришь по-русски? – догадалась я.
– Ну да. Мы и дома часто по-русски говорили, особенно дедушка. Он, когда молодой был, жил в Ленинграде. У него до сих пор много книг на русском языке, мы их читали вместе. Поэтому, когда мама и папа… дедушка сказал, чтобы я ехал с дядей в Москву. Что он и бабушка уже старые, а мальчику нужно настоящее мужское воспитание.
Последняя фраза прозвучала совсем печально, и я поняла, что сам мальчик настоящему мужскому воспитанию совсем не рад.
Спросила со сдержанным негодованием:
– Что за воспитание такое – всё время орать? И почему он заставляет тебя работать? Мой отец что, мало ему платит?
Мальчишка впервые посмотрел мне прямо в глаза, быстро и так удивлённо, словно услышал несусветную глупость.
– Так я сам работу просил. Каникулы же, в школу ходить не надо. Дома-то у нас хозяйство большое… было. Работы всегда хватало. А здесь что делать? Дядя и так мне всё покупает, а деньги, которые я зарабатываю, только мои.
Я почувствовала любопытство и чуть не спросила о том, какую же заработную плату выделил от щедрот своих мой отец малолетнему садовнику, но это уже точно было совсем не моё дело. О деньгах, как и о боге, всуе не говорят – одна из истин, накрепко усвоенных мною от знающего в финансовых делах родителя. Поэтому спросила я иначе:
– Тебе на всё хватает? Игрушки покупаешь?
Смуглый пацан снова посмотрел на меня с удивлением, даже улыбнулся, словно услышал шутку. И от улыбки его лицо разительно изменилось. Перестало быть таким скуластым, приобрело детские черты, свойственные его возрасту, щёки мягко округлились, а густые чёрные брови приподнялись домиком, сделав взгляд открытым и беззащитным. Я вдруг увидела, что глаза у мальчишки вовсе не чёрные, как до сих пор казалось, а тёмно-карие, цвета крепкой заварки.
– Какие игрушки? – спросил он почти снисходительно, – Я в игрушки уже давно не играю, не маленький же.
Я почувствовала, что краснею и попыталась выкрутиться: