Девяностые – годы тягот, надежд и свершений - стр. 12
Но тут я бы отметил специфику работы тех лет, связанную прежде всего с неуверенностью и непониманием всей сложности проблем. В частности, это выразилось в том, что в самом правительстве над программой, которую предстояло представить II съезду народных депутатов СССР в декабре 1989 года, работали еще две группы – Юрия Дмитриевича Маслюкова, по направлениям XIII пятилетнего плана, и Льва Алексеевича Воронина, по неотложным мерам. Все это предполагалось потом слить воедино. И когда сливали, стало понятно, что наша концепция – флер, словесные декларации, удобные для прикрытия прежней политики. Госплановская группа предложила отложить все новации на два года и за это время сбалансировать пропорции.
>Н. БОЛТЯНСКАЯ: То есть ваша попытка провалилась.
>Е. ЯСИН: Тут я хотел бы сказать о неких событиях, которые происходили в глубине экономического закулисья. II съезд народных депутатов СССР принял отрицательное решение по поводу всяких реформ. Но было понятно, что время уходит, а ситуация в мире и в стране накалялась. Съезд прошел, и Николай Иванович Рыжков уехал в командировку, дав поручение Маслюкову, своему первому заместителю, подготовить другую программу.
Абалкин был крайне недоволен. И для будущего президента СССР, который, как уже было ясно, будет избран в марте 1990 года, он приготовил записку о том, что на самом деле надо делать в экономике. И если не делать, то будет все очень плохо. Записка была короткая, президентам не пишут большие записки, и пять страниц текста Абалкин, естественно, написал сам. Этот документ лежал у него в сейфе, в ожидании избрания Горбачева. Но через три дня ему звонит Маслюков и говорит: «Мы стараемся, но у нас ничего не получается, у тебя, наверное, что-то там припасено?» Короче говоря, Леонид Иванович отдал Маслюкову ту записку, которую он подготовил для будущего президента. Тот посмотрел, посоветовался со своими сотрудниками и снова звонит: «Леонид Иванович, годится. Давайте начинайте». Здесь наступили самые главные дни в моей жизни.
>Н. БОЛТЯНСКАЯ: В результате появилась все-таки концепция в обход съезда.
>Е. ЯСИН: Появилась, но как? Мы с Явлинским сразу же после разговора с Маслюковым получили задание. Стали готовить уже развитые эти пять страниц так, чтобы их можно было отдать Рыжкову и начать переговоры. Написали тринадцать страниц.
>Н. БОЛТЯНСКАЯ: То же, что и в первый раз?
>Е. ЯСИН: Нет, это уже было другое, потому что прошло время. И ситуация в стране ухудшалась, и уже в Польше Лешек Бальцерович проводил реформы. Там все кипело вокруг. И я понимал, что мы запаздываем, а правительство не ощущает этого опоздания. Короче, наша записка – я считаю ее самым главным трудом в моей жизни – была передана Маслюкову, тот еще повозился у себя со своими орлами и потом встречал самолет Рыжкова вместе с этим сочинением. Мы все сидим ждем. Пару дней прошло, звонит Маслюков и говорит: «Принято. Давайте, ребята, немедленно садитесь за работу над программой». Я хочу в этом пункте сказать – я многим моим коллегам, да вообще всем людям, желаю, чтобы у них в жизни было несколько дней, которые я переживал тогда. Чтобы вы понимали: что такое проект программы, которую мы пишем на таком уровне? Это значит, что она могла быть реализована. И, исходя из содержания, из того, что там было написано, это был бы поворот в истории страны. Через два дня от Рыжкова поступает распоряжение – пишите программу. Эта программа была написана. Я должен сказать, что в ней была предусмотрена либерализация цен, приватизация и многие другие вещи, которые мы обсуждали между собой, там было смело об этом написано. Мы, авторы, то есть я, Явлинский и Абалкин – начальник, получили добро. И был вечер, когда нас пригласили к Абалкину и мы сидели вчетвером: я, Явлинский, Абалкин и Маслюков. Обсуждали, когда решение Рыжкова было получено. И мы чувствовали себя победителями. Программа реформы, которую мы написали в марте, потом была передана президенту Горбачеву – его уже избрали. А он в апреле провел президентский совет, который отверг нашу программу, и было принято предложение Валентина Сергеевича Павлова о том, чтобы для создания равновесия в стране, сокращения дефицита цены на все продовольственные товары повысили вдвое, а на хлеб – в три раза. С этим через несколько месяцев, это было 24 мая, как сейчас помню, на сессии Верховного Совета СССР выступил Рыжков. Эффект был необыкновенный. Ясно было, что ничего менее удачного в этот момент предложить было нельзя. В магазинах редкие остатки продуктов сразу исчезли.