Девушки обожают неприятности или Рукопашная с купидоном - стр. 1

Чиновники беззастенчиво покушались на здание Независимого центра культуры, где граждане проводили досуг, и одну за другой засылали в центр комиссии, чтобы те нашли, к чему придраться. Не потому, что там, наверху, были против культуры. Ничего подобного. Просто культуру можно переселить в спальный район, ничего с ней не сделается. А освободившийся особняк выгодно сдать в аренду какой-нибудь крупной фирме.

Нынешняя группа проверки состояла из двух человек. И женщина, и мужчина были в очках и держали в руках по портфелю.

– Какие у вас сегодня мероприятия? – спросил мужчина, сверху вниз глядя на директора центра, Николая Ефимовича Шепоткова.

Маленький и толстый Шепотков бежал рядом с проверяющими и смотрел на них подобострастно, как собака, встретившаяся с хозяевами после долгой разлуки.

– Мероприятия? Э-э-э… Надо спросить у Лаймы, – ответил он.

– Это еще кто?

– Лайма Скалбе, наш распорядитель. Распорядительница, – уточнил он, открывая свой кабинет. – У нее все под контролем.

Лайма Скалбе действительно все держала под контролем. Коллеги по центру считали, что она так и родилась – в деловом костюме и с решительным выражением на лице.

– У Лаймы всегда все идет по плану, – еще раз заверил комиссию Шепотков. – Никаких эксцессов.

И тут помещение центра огласил истошный женский крик. К нему присоединился топот множества ног, грохот и высокий поросячий визг. Шепотков бросился к двери, толкнул ее ладошками и вывалился в холл.

– Что, пожар? – крикнул он, увидев толпу людей, несущуюся к выходу. – Не волнуйтесь, товарищи, мы оснащены огнетушителями! – На бегу он извернулся и заверил семенящих за ним ревизоров: – Мы всем, чем надо, оснащены! На случай эксцессов…

Лайма Скалбе тоже услышала крик и поспешила на место происшествия. Мужская половина комиссии, увидев ее на лестнице, тихонько хрюкнула. Распорядительница была что надо – светленькая, длинноногая, большеглазая. Если бы не высокомерный вид, ее можно было бы назвать хорошенькой. Даже очень хорошенькой. Ревизор вздохнул. Он всегда считал, что карьеристки губят на корню собственную привлекательность. В самом деле: можно ли увлечься женщиной, которая разговаривает командным тоном и мгновенно принимает решения? Эта прилизала волосы и надела туфли на низком каблуке – специально, чтобы выставить на первый план свои деловые качества и завуалировать женские. Честное слово, глупо.

Лайма схватила за руку пробегавшую мимо расхристанную мадам, которая тонко подвывала на ходу, и требовательно спросила:

– Что случилось?

– Яков Семенович! Яша… – запричитала мадам, вырываясь. – Он забрался на крышу и собирается прыгнуть вниз! Ужас, ужас!

«Так я и знала, – обреченно подумала Лайма. – Сегодня непременно должно было произойти что-нибудь отвратительное». Она еще утром поняла, что день не задастся. Ночью шел дождь, и пиджак Болотова, забытый на спинке стула возле открытого окна, безнадежно намок. Болотов рассердился и принялся Лайме выговаривать:

– Я точно помню, что после программы новостей попросил тебя повесить мою одежду в шкаф. Мне как раз позвонили, и я ушел в другую комнату. – Он перекладывал глазунью из сковородки в тарелку, аккуратно поддевая желтки лопаткой. При этом ни один не растекся: у Лаймы так никогда не получалось. – В доме должен быть порядок. Если разбрасывать вещи, жизнь превратится в хаос. У моей младшей сестры всегда все вверх дном. Когда она собирается на работу, дым стоит коромыслом. Тебе такое и не снилось.

Лайма едва заметно усмехнулась. Знал бы Болотов, в каком сумасшедшем доме она выросла! Ее мать была художницей, творческой личностью, и поэтому они жили, как хиппи. В доме постоянно ночевали посторонние, все они ели, пили и творили, не обращая никакого внимания на девочку. Уроки ей приходилось делать среди куч барахла, в комнатушке, пропахшей красками, олифой и растворителями.

В точности так жили сейчас ее бабка и тетка. Они собирали по помойкам ветхую мебель, приводили ее в порядок и расписывали цветами и фигурами фантастических животных. Некогда шикарная квартира с большим холлом, кладовками и лоджией стала похожа на разгромленный склад старых вещей. На сегодняшний день две эти женщины оставались единственными родственницами Лаймы. Она любила их, но жить, как они, отказалась категорически. И изо всех сил боролась с генами, которые то и дело подбивали ее на всякие глупости.