Девушка с пробегом - стр. 5
Старик, в чье лицо вписали горный пик. И седые пряди, обрамляющие лицо – то ли волосы, то ли облака…
Что сквозит в этих странных морщинах-горных утесах? Мудрость? Старость? Поневоле стоишь и думаешь, и правда, что хотел сказать художник?
Девушка, в лице которой кипит океан. Бурная, все смывающая на своем пути страсть, запечатанная на холсте одними только мазками акрила.
Интересно, чья это страсть в картине – натурщицы? Или художницы?
О, эта мысль – удачный повод снова глянуть в сторону Соболевской.
И что за пропасть – с каких пор Давиду вообще нужны поводы, чтобы посмотреть на женщину?
И все-таки почему к Соболевской подходит столько мужчин? Что это за магия такая? Не одному Огудалову Надя кажется магнитом? И что, они все не ощущают, что Соболевская – не для них?
Для него.
Почему для него-то? Где логика?
Почему вообще Давид с самого начала выставки чувствует себя будто слегка нездоровым, если отводит взгляд от Соболевской?
Что в ней такого?
Да ничего.
Ровным счетом ничего, что могло бы свести с ума.
Волосы – простые, темно-русые, распущены свободными волнами по плечам.
Черное платье – хорошо сидит на ладной женской фигурке, но очень простое, без изысков.
Лицо – ну, лицо. Ни тебе супер-чувственных губ, ни тебе томных, с поволокой глаз.
Все симпатично и просто.
Почему же глаза так и тянутся к ней?
Ну, правда, при прочих равных Давид Огудалов не смог сходу понять, почему его взгляд раз за разом возвращается к Соболевской, почему начинает прожигать недовольством висок очередного окрыленного Надиным творчеством поклонника.
Творчеством? Точно творчеством? Почему кажется, что мужики то и дело начинают поглядывать на её грудь.
Раньше, с любой другой девушкой, Давиду было плевать, потому что, ну, красивая грудь, почему бы и не посмотреть? А сейчас – хочется выжечь чертовы наглые глазища, которые смотрят на неё с подобными желаниями.
Странное ощущение.
И палиться не хочется, потому что это какое-то наваждение. Ну, оно же должно потом ослабнуть, да? Просто с гормонами какая-то ерунда творится.
Нет, это наваждение надо было купировать, вылечить, ну невозможно же было так дальше жить. Он не может пойти и закрутить роман с первой встречной художницей, у него все-таки планы, обязательства, и… Ну нет. Тем более, что именно с Соболевской последний месяц всеми правдами и неправдами Давида пыталась познакомить мать.
Да, у матери были свои причины, и вовсе не благоустройство сыновней личной жизни её беспокоило. Такими вот нехитрыми способами Тамара Львовна бунтовала против Моники, против планов Давида на переезд в Америку, которые он уже начал претворять в жизнь.