Девушка с медовыми глазами - стр. 54
Широко распахнутые глаза совершенно не умеют лгать. Очевидно, что она плакала, и плакала долго. Может, и всю ночь. Но в чем же причина? Покажите того, кто так накосячил? Где ненормальная любительница праздников, сумасбродных новогодних костюмов и нелепых детских конкурсов? Где взахлеб рассказываемые планы на Рождество с её церковными друзьями?
Вопросительно смотрю на Соню, которая только пришла. Она одними губами отвечает мне: «Потом».
Учитель заболел. Страдаем фигней целых сорок пять минут. Лика склонила голову над партой с закрытыми глазами. Может, и не спит, просто не хочет говорить ни с кем.
Тихо бренькаю на гитаре и едва слышно пою:
«Где твои крылья, которые так нравились мне?»3
«Никакая ты не Снежная королева. Ты спящая красавица…», – думаю про себя. Пишу записку Соне: «Что с ней стряслось?»
Лика
Ничего не хочу, кроме как проспать ровно столько, чтобы, проснувшись, забыть обо всем. О словах отца, о Данеле и его сухом последнем разговоре. Трус!
Вот бы вернуть себя прежнюю, беззаботную и весёлую, лет так в десять.
Ожидала, что Данель утешит, обнадежит, что не перестанем быть друзьями, что-то придумаем. По крайней мере мог бы бывать на утренних служениях церкви и видеться со мной. Мне пришлось расстаться с ним прямо в Сочельник, и теперь каждый год на Рождество буду вспоминать об этом позоре, унижении. Почему, почему я так привязываюсь к людям и потом начинается такая невыносимая ломка?
Чем быстрее выберусь из зыбучих песков воспоминаний, тем лучше. Но чувствую, что часть меня не хочет отпускать и забывать Данеля.
В Сочельник по семейной традиции отец развел огонь в камине. Пока родители поднялись переодеться к праздничному ужину, жгу одно за другим письма Данеля в ненасытной пасти пляшущего огня. Не вижу смысла их хранить, ведь не удержусь и буду перечитывать и раз за разом вскрывать раны.
Никто не дождется от меня сегодня нарядного вида или хотя бы натянутой улыбки. На семейном рождественском фото всем на зло буду в депрессивных пижамных штанах и мрачно-коричневом, как моя жизнь, балахоне. В зеркале потухшие глаза. Детская предпраздничная непоседливость и возбужденность Олега и Ани ещё сильнее действуют на нервы. Как им всем может быть так весело, когда мне так плохо?
Мамина стойкость даёт трещину к концу ужина. Она гладит меня по волосам, по лицу, молча целует в щеку и обнимает за плечи: «Ты нас потом поймешь… Когда-нибудь у тебя тоже будет дочь». Всё равно люблю её. Мне кажется, что, если бы не отец, мама бы не выдержала и разрешила дальше дружить с Данелем.
Сидим без света у камина на мягком диване. Прижимаюсь головой к маминой груди и погружаюсь в долгожданный исцеляющий сон.