Девушка с характером - стр. 26

– Прекрати. Уйди!

– Ты кончишь в доме призрения. В тюрьме. Если тебя решат повесить, я и пальцем не шевельну, чтобы тебе помочь!

Мари понимала, что ей следует поскорее убраться. Во всяком случае, прежде чем ее с фонарем в руках обнаружит там Августа. А где же ее дверь? Четвертая или пятая справа. Она на цыпочках прокралась по коридору, надавила на дверную ручку и, с облегчением узнав острый подбородок и колпак Йордан, зашла внутрь.

– В следующий раз воспользуешься ночным горшком, – услышала она голос Йордан. – Бесстыжая, разбудила полдома!

Мари слишком устала, чтобы отвечать. И вообще-то она бы предпочла раздеться в темноте. Было неприятно, что старуха таращится. Но Мари специально не гасила фонарь, пока не нырнула под одеяло. Боги! Настоящая перьевая подушка. Толстый и мягкий матрас пружинил под весом тела. Шерстяное одеяло и даже перина. Правда, тяжелая, словно свинец. И все равно с таким комфортом Мари еще никогда не спала.

– Свет!

Мари пребывала в таком восторге от своего ложа, что без промедлений задула огонь. Как жаль, что вставать придется так рано. В этой постели она бы лежала целыми днями. Спала и видела сны. С удовольствием бы потягивалась и поправляла под головой подушки. Читала бы роман. Совершенно свободно, а не прячась под одеялом, как в приюте. Съела бы булочку, выпила бы кофе с молоком. Просто валялась, наслаждаясь густым теплом, смотрела бы на одеяло и думала о своем.

О том времени, когда Додо – ее лучшая подружка из приюта, которую она никогда не увидит, – еще была рядом. Додо каждый вечер тайком прокрадывалась в постель Мари, у нее это получалось так тихо, что никто не замечал. Неудивительно, она была на год младше Мари и тонкая, как былинка. Она не поправлялась, потому что все время тяжело кашляла. Ее маленькое тельце бывало ледяным, и Мари не сразу удавалось ее согреть своим телом. Труднее всего получалось согреть ноги. Лежа рядом, они рассказывали друг другу истории, тихо, на ушко, чтобы другие не слышали. Истории были фантазиями, они как цветы расцветали в их головах – веселые и грустные, страшные и нелепые. Когда они, обнявшись, дрожали от страха или хихикали от удовольствия, Мари забывала о своем беспросветном одиночестве. Иногда они вместе плакали, но даже и это было прекрасно. Море теплых слез уносило их в царство сна.

Когда Додо исполнилось тринадцать, ей пришлось лечь в больницу. Оттуда ее забрали в приют в горах, где ей могло стать полегче. Мари часто спрашивала о Додо, но никто не мог ничего сказать. Она писала ей письма, которые Папперт передавала с просьбой вручить их Додо. Ни одного ответа так и не пришло. С тех пор минуло четыре года. Может, Папперт и вовсе не отправляла ее письма.