Девушка, не умеющая ненавидеть - стр. 14
– «Девочки»?
– У Осиповой была еще одна дочь. Ее звали Нина. Она была старше Тамары на один год, – рассказывал Дворкин. Я, на этот раз абсолютно трезвый и совершенно удрученный отсутствием информации о Тамаре у следователя, занимавшегося поиском, сидел в кресле напротив Бориса Михайловича и ловил буквально каждое его слово. – Да только ее убили девять лет тому назад. В 2006 году. Ей было семнадцать. Она ушла из дома и не вернулась. А потом ее труп нашли на городской свалке. Григорий? Вы слышите меня?
– Да-да… – я покачал головой. – Только этой истории мне еще и не хватало. Мертвая сестра.
– Тамара вам ничего не рассказывала о своей сестре?
– Нет, ничего. Да-да, можете не повторять, я и так уже все понял. Признаюсь – я ничего не знал о Тамаре. Но если бы она, к примеру, захотела мне что-то рассказать о себе, я бы ее не стал останавливать. Значит, она сама не хотела мне ничего рассказывать.
Прошло больше месяца, прежде чем мне удалось узнать о Тамаре.
Верный, как пес, Дворкин разыскал ее в одной из женских тюрем. Точнее, в Ивановской колонии общего режима. Это было уже в сентябре. Известие настигло меня в аэропорту Петербурга, куда я прилетел по очень важным делам и откуда должен был вылететь в тот же день, чтобы утром принять участие в своем бракоразводном процессе. И хотя этот развод был делом давно решенным, я в этой истории чувствовал себя настоящей жертвой заговора, обмана и предательства. Пусть я не любил свою жену, но всегда относился к ней предельно вежливо, причем наше окружение довольно долго было уверено в том, что у нас крепкий, хотя и бездетный брак. Однако наступил такой момент, когда именно наши знакомые и открыли мне глаза на измену Лиды.
В любом случае, мне не очень-то хотелось присутствовать на собственном бракоразводном процессе. Я довольно хорошо представлял себе, как все это будет выглядеть, какие унизительные для меня вопросы станут задавать, да и Лиду видеть не хотелось.
Словом, настроение мое в этот день было хуже некуда. А тут еще звонок Дворкина с сообщением о Тамаре.
Я очень хорошо помню свою реакцию. Вернее, две реакции. Первая – радость от того, что Тамара жива. Вторая – полное недоумение, удивление, потрясение и возмущение действиями наших правоохранительных органов, прокуратуры, явно допустивших грубейшую ошибку и засадивших за решетку невиновного человека. Никто не смог бы доказать мне вину Тамары. Ничто не заставило бы меня взглянуть на мою возлюбленную как на преступницу.
Позвонив своему адвокату и сообщив о том, что я не приеду в суд, я полетел в Москву, оттуда в Иваново. Нервы мои были на пределе, и мне тогда хотелось только одного – сделать все возможное, чтобы вытащить Тамару из тюрьмы. Чтобы доказать всему миру, что она невиновна. Однако мне хватило ума доехать до Иваново прежде, чем начать действовать, срывать с места моего адвоката. Сначала я должен был увидеть Тамару или хотя бы выяснить, действительно ли это она, а не однофамилица. Узнать, по какой статье ее осудили. И уже потом начать действовать.