Девушка, которой нет - стр. 14
– Ты, бля, свои грязные, бля, междометия, бля, забудь, бля. – Фея надеялась задавить собеседника своим недюжинным интеллектом, продемонстрировать который выпало таинственному слову «междометия».
Сработало.
– Ладно, не пыхти, проехали, – с показной ленцой процедил пацан, ожидая повторения вопроса.
– Посмотрим, имбецил, далеко ли…
Для окончательного триумфа девушка задействовала еще одно слово, которое наверняка отсутствовало в словаре очаковских аборигенов. Малый, действительно, на диагноз не обиделся. Лишь глаза подозрительно, но растерянно моргнули.
«Чует, что не комплиментами потчую. Господи, как все криво, как все неправильно…» – устало подумала Фея. Презрительно бросила:
– Давно здесь растешь? – Дернула носом в сторону покосившейся скамейки, на которой раскачивался малолетка, безжалостно сокращая ее последние дни.
«Как он ухитрился оседлать эту груду досок?»
– Сколько себя помню, крошка.
– Крошкой будешь называть то, что затерялось в твоих малолитражных трусиках. – Крайнее удивление на лице сопливой очаковской особи выдало потрясение риторикой. – Полчаса уже сидишь возле этого гнилого подъезда?
Пацан кивнул и сплюнул ей под ноги.
Девушка тоскливо посмотрела на ржавые уголки стальной двери – скорее заплаты – на входе в пятиэтажку, давно убитый домофон, серую потрескавшуюся известку.
«Как все уныло… Боже, боже!.. – в очередной раз запричитал в голове чужой плаксивый голос (голос так же, как и Фея, не надеялся на взаимность того, кого призывал). – Помоги мне!»
Она сделала шаг к расплывшемуся сугробу, в котором пошатывалась скамейка. Мартовский трудоголизм солнца уже отозвался в московском пейзаже – снег оседал, темнел, проявляя прошлогодний мусор и островки собачьих экскрементов. Солнце по-весеннему благодушно пребывало во всем – даже в зеленоватом плевке пацана, медленно растворяющемся в талой воде.
Беспредельность света только угнетала Фею, напоминая о тотальном затемнении внутри.
«Полцарства за одну жизнерадостную мысль. Полцарства – не меньше!» – пыталась напроситься у судьбы на удачу.
Надежды еще не растаяли, но уже потемнели, как усыхающие островки копченого московского снега.
Полчаса назад Фея пулей выбегала из этого подъезда. Стальная дверь сработала как гильотина. Девушка не смогла увернуться – массивный корпус врезал по ее миниатюрному рюкзачку. Именно здесь, со злостью выдергивая из ловушки свое барахлишко, она и посеяла кошелек. А в нем… нет, Фея больше не могла складывать дензнаки и процеживать эту цифру сквозь отчаяние. Мысль о сумме моментально доводила до полуобморочного состояния – с тошнотой, черными кругами в глазах и расплывающимися, как в слезах, костлявыми контурами облезлых берез, натыканных по всему двору.