Девушка из JFK - стр. 4
Спустя неделю после визита тети Мали мой приемный папа Цвика сказал, что хочет мне кое-что объяснить. Местом для объяснения он выбрал подвал – не знаю почему: в доме и так никого не было, потому что Жаннет уехала за покупками. Возможно, боялся, что кто-то увидит через окно, или просто оттого, что мерзость не любит дневного света.
– Тебе нравятся мальчишки? – спросил он, усевшись на табурет и взяв мои ладони в свои.
Я пожала плечами. Что можно ответить на такой глупый вопрос? В ту минуту меня больше интересовал странный вид толстяка: он тяжело дышал, потел больше обычного и постоянно сглатывал слюну, а глаза смотрели растерянно и с каким-то испугом.
– Ты должна кое-что знать, – продолжил Цвика. – Я объясню тебе про мальчишек. Чего они хотят от девочек. Чего девочкам нельзя с ними делать. Потому что иначе ты не поймешь…
Он переложил обе мои ладошки в свою левую руку, а правой расстегнул штаны и предъявил их содержимое. Изо рта у него стекла струйка слюны – забыл сглотнуть.
– Вот что есть у мальчишек, – сказал толстяк. – Не бойся, потрогай. Ну… давай…
Мне было всего восемь, но я росла на улицах квартала Джесси Каган, и меня далеко не каждый день привязывали к кровати или к ножке стола. Я точно знала, что именно находится у мальчишек в штанах и что с этим делают сами мальчишки – как подростки-малолетки, так и взрослые парни. Думаю, я уже тогда была осведомлена о главных деталях процесса ничуть не меньше своего приемного папаши. Когда ты живешь в двухкомнатной живопырке с двумя дядьями-наркодилерами, которые то и дело приводят туда своих обдолбанных подружек, трудно остаться в неведении относительно подобных вещей.
– Не хочу! – крикнула я и попыталась вырваться. – Пусти!
Но проклятый боров не выпускал меня из рук.
– Потрогай… потрогай… потрогай!
Постепенно его интонация сменилась с просительной на требовательную. Теперь он уже кричал.
– Не хочешь?! А знаешь, чем это обычно кончается?! Знаешь?! Я тебе покажу!
И показал.
Мне шел девятый год. Он крепко держал меня, но я и так не могла шевельнуться от боли и отвращения. Именно тогда я поняла, что вовсе не привыкла к вони горелого масла – она хлынула в мои ноздри, как канализационная жижа, – так, что я едва не задохнулась от нехватки воздуха. Жирное животное сопело, дергалось и стонало надо мной, и мне не оставалось ничего, кроме как прибегнуть к своей проверенной, надежной игре: представить, что меня нет. Это делают не со мной, потому что меня нет. Меня нет. Меня нет…
Кончив, он подобрал слюни, отнес меня, которой нет, в ванную и вымыл.