Девушка из Англии - стр. 68
Мод улыбнулась и примостилась рядом. Ей хотелось сказать: разве не странное совпадение, что нам обоим пришла в голову мысль выбрать одно и то же место, чтобы полюбоваться восходом? Ей хотелось сказать: слышишь ли ты тишину? Разве не прекрасно это первозданное безмолвие? Ей хотелось сказать: я бы осталась здесь навсегда, но в то же время мне не терпится двинуться дальше, меня влекут путешествия, новые прекрасные места. Ей хотелось сказать все это, но она не вымолвила ни слова. Натаниэль посмотрел на нее без удивления, без враждебности. Он пододвинулся, чтобы освободить ей больше места в самой широкой части уступа, и они молча стали смотреть, как небо меняет цвет. Он изменился сперва с серого на холодный зеленовато-бирюзовый, потом почти на белый – прежде чем стать золотым, потом красным и, наконец, оранжевым, когда солнце выплыло на небосклон. Они одновременно подняли козырьком руки и заслонили глаза. Поднявшийся легкий ветерок гудел в ушах, и из Сивы доносились тихие звуки пробуждающейся жизни. Безмолвие пустыни не могло длиться дольше так близко от цивилизации. Но все равно восход казался долгим, спокойным, почти безупречным. И Мод поняла, что в целом мире нет никого, кто смог бы понять и разделить с ней ее восхищение так, как это сумел сделать Натаниэль.
Когда солнце поднялось над горизонтом на целую пядь, Натаниэль глубоко вздохнул.
– Пожалуй, нам пора спускаться, – сказал юноша, подпер подбородок ладонью здоровой руки и с легкой улыбкой взглянул на Мод. – Не это ли настоящая жизнь? – проговорил он. – Вот так все и должно быть.
– Да, – без промедления отозвалась она, чувствуя, как ей приоткрылась какая-то необычайно важная истина, какая-то огромная правда. Она словно парила в воздухе неподалеку, пока еще за пределами ее понимания, но уже совсем близко. Только протяни руку, и ты сумеешь до нее дотянуться. Но чем усердней Мод старалась ухватить это ускользающее нечто, тем неуловимей оно становилось. – Да, – просто повторила она.
Натаниэль подал ей здоровую руку, чтобы помочь подняться на ноги. Они смахнули пыль с одежды и без лишних слов стали осторожно спускаться. С этих пор то, что с самого рождения составляло ее мир – со всеми его правилами, такой знакомый и безопасный, – начало казаться ей по-детски наивным, удушающим, неразрывно связанным с отвратительным тиканьем часов. Мод поняла, что в ту секунду, когда покинет пустыню, она начнет ждать, когда снова вернется туда.
Маскат и Матрах, 1958 год, ноябрь
За ужином Джоан сидела напротив человека с растрепанной светлой шевелюрой, давно требовавшей стрижки. Девушка полагала, что правила в армии на этот счет довольно строгие – волосы у Даниэля и других британских офицеров, которых она видела в Бейт-аль-Фаладже, были очень короткие. Ей нравилось видеть нежную полоску белой кожи вокруг всей линии волос, где только что прошлась машинка, за ушами и на затылке. Эта полоска напоминала о временах, когда Даниэль был маленьким и она мыла ему голову теплой водой из кувшина над кухонной раковиной, у которой они вместе стояли на табуретках. Ее визави зачесал волосы назад, но отдельные пряди все равно свешивались на лоб. Он был высоким и крепким, взгляд его карих глаз блуждал по столовой, словно в поисках выхода. Затем он, казалось, пришел к какому-то решению, расслабился и с улыбкой поглядел на Джоан, после чего протянул ей руку: