Девочки - стр. 3
Людей на улицах я почти не встречала. Если в городе и заводились подростки, то, похоже, только ради того, чтобы потом убиться чудовищными, деревенскими способами, – я слышала рассказы о разбившихся в два часа ночи пикапах, о туристах, заночевавших в гараже и отравившихся угарным газом, о мертвом квотербеке. Я не знала, была ли всему виной провинциальность, переизбыток времени, скуки и домов на колесах или это что-то сугубо калифорнийское, световой дефект, побуждающий к риску и глупым киношным трюкам.
В океан я так и не полезла. Официантка в кафе рассказала мне, что тут размножаются белые акулы.
Они выглянули из залитой светом кухни, словно два енота – из мусорного бака. Девочка взвизгнула. Мальчик замер, долговязый, тощий. Их было всего двое. Сердце у меня колотилось, но они были такими юными. Местные, наверное, подумала я, решили залезть в пустующий летний домик. Я не умру.
– Что за херня.
Мальчик отставил пивную бутылку, девочка прижалась к нему. Мальчику на вид лет двадцать, одет в шорты капри. Длинные белые носки, алые прыщи под сеточкой щетины. А девочка совсем крошка. Пятнадцать? Шестнадцать? Бледные ноги отсвечивают синевой.
Я постаралась говорить как можно более грозно, вцепившись в край футболки, натягивая ее пониже. Когда я сказала, что вызову полицию, мальчик фыркнул:
– Валяй. – Он посильнее прижал к себе девочку. – Вызывай. А вообще, – он вытащил мобильник, – да в жопу. Я сам их вызову.
Плита страха, которую я выстроила в груди, вдруг рассыпалась.
– Джулиан?
Мне хотелось смеяться. Последний раз я его видела, когда ему было тринадцать, – костлявого, несформировавшегося. Единственный сын Дэна и Эллисон. Над ним тряслись, возили по конкурсам виолончелистов из одного западного штата в другой. По четвергам – уроки мандаринского, ржаной хлеб и жевательные витаминки, родительские щитки от провала. Потом все это стухло и он оказался в Калифорнийском университете, в Лонг-Бич или Ирвине. Я вспомнила, что там у него были какие-то проблемы. Его то ли исключили, то ли все-таки обошлись с ним помягче и перевели на курс ниже. Джулиан был застенчивым, раздражительным ребенком, сжимался от включенного в машине радио, при виде незнакомой еды. Теперь он огрубел, из-под майки расползались татуировки. Меня он не вспомнил, да и с чего бы? Я находилась за границами его эротических интересов.
– Я тут поживу пару недель, – сказала я, понимая, что стою с голыми ногами, стыдясь разыгранной мелодрамы, слов про полицию. – Мы с твоим папой друзья. Я видела, как он силится меня опознать, соотнести с чем-то.