Девочка с медвежьим сердцем - стр. 41
– Хочешь, чтобы я воровала для тебя? – Мейкпис свирепо уставилась на него, гадая, уж не поэтому ли он и помог ей. – Если что-то пропадет, сразу подумают на меня! И тогда меня вышвырнут из Гризхейза!
Джеймс долго смотрел на нее, прежде чем очень медленно покачать головой:
– Нет. Не вышвырнут.
– Но…
– Я не шучу. Тебя могут наказать. Избить. Может быть, даже снова запереть в Птичьей комнате и заковать в кандалы. Но не вышвырнут. Даже если будешь умолять.
– О чем это ты?
– Вот уже пять лет я пытаюсь сбежать, – пояснил Джеймс. – Снова и снова. А они пускают по моему следу погоню и привозят обратно. Каждый раз.
Мейкпис уставилась на него. Разве у богатых в обычае гоняться за сбежавшими слугами? Она слышала о наградах за поимку беглых подмастерий. Но полагала, что тут иной случай.
– У тебя случаются кошмары, верно? – вдруг спросил Джеймс, ошеломив Мейкпис. – Сны такие жуткие, что ты просыпаешься с воплем? Призраки, когтями раздирающие голову, чтобы пробраться внутрь…
Мейкпис попятилась, наблюдая за ним с бурлящей смесью недоверия и нерешительности.
– У меня тоже были такие сны, – продолжал Джеймс. – Начались пять лет назад, когда мне исполнилось девять. Вскоре после этого Фелмотты прислали за мной. Сначала мать возражала. Но они ей заплатили, и она перестала спорить. – Он горько усмехнулся. – Фелмотты не обращают внимания на таких, как мы, бастардов, пока нас не начинали мучить кошмары. Тогда они вспоминают о нас. Собирают, как урожай, и привозят сюда. Они услышали о твоих снах и тоже доставили тебя сюда. Верно?
– Но зачем? – спросила заинтригованная Мейкпис. Джеймс сказал правду. Овадию больше всего, казалось, интересовали ее кошмары, чем все остальное. – К чему им наши сны?
– Понятия не имею, – признался Джеймс. – Но мы не единственные. Иногда к нам приезжают родственники лорда Фелмотта, и у всех имеются слуги с фамильными чертами семейства. Думаю, все Фелмотты забирают своих бастардов, когда оказывается, что они страдают кошмарами. Забирают и больше не отпускают. Я удостоверился в этом, когда пытался сбежать домой. Но теперь и не подумаю сделать это. Мать просто продаст меня Фелмоттам еще раз.
Джеймс поморщился, явно пристыженный.
– По ночам, – продолжал он, – входные двери накрепко запирают на огромный засов и цепи, а под дверями спит младший лакей. Ворота тоже заперты, дворовых псов спускают с цепи. Поэтому я каждый раз удирал днем. Но за оградой на три мили тянутся голые поля, и я выделялся, как кровь на снегу.
Во второй раз я успел убежать дальше, прямо на вересковые пустоши, ужасно унылые – мили вереска и лесов. Там такие холодные ветра, что у меня даже пальцы почернели. Полузамерзший, я ввалился в деревню, но ничего хорошего из этого не вышло. Стоило фермерам рассмотреть это, – он показал на подбородок, – как они взяли меня за шиворот и привели сюда. Знали, кто я такой и кто будет меня искать. И все выглядели очень испуганными.