Девочка с медвежьим сердцем - стр. 36
К ее величайшему облегчению, он не вызывал такого же ледяного страха, как Овадия. Взгляд его был теплым, человечным и немного тоскливым.
– Да, – тихо сказал он, – у тебя действительно глаза моего брата. Но, думаю, куда больше ты унаследовала от Маргарет.
Некоторое время он молча рассматривал Мейкпис, словно ее лицо было магическим кристаллом, в котором посверкивали лица умерших.
– Мейкпис, верно? – спросил он наконец прежним отрывистым тоном. – Имя пуританское, но довольно красивое. Скажи, Мейкпис, ты хорошая, трудолюбивая девочка? Джеймс говорит, ты так же нормальна, как полдень, и не боишься работы. Это правда?
Мейкпис, едва смея надеяться, энергично закивала.
– В таком случае я уверен, что смогу найти тебе место среди слуг, – тепло, задумчиво улыбнулся он. – Что ты умеешь делать?
«Все, что угодно, – едва не выпалила Мейкпис. – Я сделаю все, если спасете меня от Птичьей комнаты и Молодого Кроу. – Но в последний момент она подумала о смертоносных глазах Овадии. – Все, что угодно, лишь бы не прислуживать его милости».
– Я умею готовить, – поспешно сказала она в приливе вдохновения. – Сбивать масло, печь пироги и хлеб, варить супы, ощипывать голубей…
Первая встреча с кухней Гризхейза была неприятной, но если она будет там работать, то сможет избегать Овадию.
– Тогда я что-нибудь устрою, – заявил сэр Томас и направился к двери, но, поколебавшись, остановился. – Я… часто думал о твоей матери после того, как она сбежала из Гризхейза. Маргарет была слишком молода, чтобы остаться одной в этом мире: ей едва исполнилось пятнадцать, и к тому же она ожидала ребенка. – Нахмурившись, он стал вертеть пуговицу жилета. – Она была счастлива в новой жизни?
Мейкпис не знала, что ответить. Воспоминания о матери были слишком болезненными и ранили, как осколки стекла.
– Иногда, – выдавила она наконец.
– Полагаю, – мягко заметил сэр Томас, – это все, о чем каждый из нас может просить…
Глава 7
В тот же день Мейкпис получила чистую одежду и была представлена слугам, глазевшим на нее с неприкрытым любопытством. После темноты и долгого заключения в комнате все казалось очень шумным и ярким. Перед глазами мелькало, и Мейкпис никак не могла запомнить имена.
Другие служанки сначала посматривали на нее подозрительно, а потом засыпали вопросами о ее имени, Лондоне и опасном мире за пределами Гризхейза. Однако никто не спросил о родных, и Мейкпис предположила, что ее происхождение уже стало предметом домашних сплетен.
Казалось, все считали, что Мейкпис должна быть очень рада и благодарна за «спасение» из прежнего дома. Таким же единодушным было мнение, что лишние руки на кухне не помешают.