Девочка, которую нельзя. Книга 2 - стр. 14
Вот и всё. Прежняя случайная жизнь в роскоши окончательно осталась в прошлом. Из особых примет у меня теперь разве что татуха на плече, да и ту я тщательно скрывала под ворованной футболкой, а в остальном – обычная серая мышь, каких навалом.
Насчёт того, где обосноваться мысли привычно убегали в сторону дач. Это был действительно рабочий вариант – если сильно не отсвечивать, то, осев в каком-нибудь заброшенном домике и аккуратно подворовывая по дальней периферии овощи-фрукты, можно было бы жить хоть до первых заморозков. Но это было так предсказуемо! Мне казалось, Гордеев сходу расщёлкает эту схему. Больше того, преследовало ощущение, что он и так уже где-то здесь, в этом большом пыльном городе – наблюдает издалека, забавляясь тем, какая же я всё-таки дура.
Иногда мне даже казалось, что я вижу его в толпе. Сердце замирало и тут же бешено ускорялось… Но это каждый раз оказывался не он. А мне всё чаще приходила мысль, что нет на самом деле никакой погони. Гордеев сам сказал как-то: «Звёзды всегда гаснут стремительно. Стоит только перестать отсвечивать, и через неделю о тебе никто не вспомнит, а через две даже не узнают при встрече»
И действительно – Рагифу я даром не сдалась, и если и был какой-то интерес ко мне – то чисто спортивный, по следам былого облома, так сказать. Но это совсем не то, что могло бы заставить серьёзного мужика снова бросаться в погоню. А вот Гордеев… Ему я наверняка тоже не нужна, а иначе нашёл бы уже, разве нет?
В такие минуты хотелось лупить себя по щекам. Не сметь! Даже думать не сметь о том, что было. Не перебирать в памяти пронзительные, до сих пор опаляющие моменты случайной близости, не гадать «а что было бы, если бы не», не выискивать этому гаду оправданий!
Но сердце всё равно каждый раз замирало, когда в толпе мелькал призрак Гордеева, а потом ещё долго разочарованно ныло – не ОН. И рычать хотелось от досады – ну почему же я такая дура, а!
На второй неделе августа справила день рождения – напекла на углях яблок, от которых уже тошнило и даже задула свечку, обычную хозяйственную, душно воняющую парафином. Вот и всё. Не было больше дурацкой оговорочки «почти» в моих девятнадцати годах, а вместе с этим не было и вообще ничего – ни жилья, ни нормального заработка, ни образования, ни хоть каких-то перспектив.
Одним из моих способов собрать денег на еду было попрошайничество. Я просто выходила туда, где тусуется молодёжь и врала, что приехала с другого конца города, и у меня украли сумку с кошельком и телефоном. Просила хоть сколько-нибудь – хоть десять рублей, хоть пятачок на дорогу. Молодняк, особенно парни, обычно не жадничали, давали даже по сто рублей и за вечер вполне можно было набрать на лоток куриных окорочков.