Девочка контролёра. Право на любовь - стр. 19
Но самое страшное, что нет на них управы, на этих всесильных. Ведь они и есть – закон. Они играючи калечат, насилуют, доводят до самоубийства и даже убивают, как того же Милса, и всё им сходит с рук. Абсолютно. Они сами себе прощают эти «грехи» и продолжают творить в том же духе, а то и пуще прежнего входят в азарт.
Не раздеваясь, прохожу на кухню и залпом проглатываю две таблетки обезболивающего, запивая их водой из стоящей на окне бутылки минералки. Только потом скидываю верхнюю одежду прямо на пол и сажусь на табурет.
Голова раскалывается так, что в горле колючий ком стоит, и тошнота не оставляет ни на секунду. Перепсиховала, вот и давление скакануло. Редкое у меня явление, но если уж случается, то лупит так, что сдохнуть хочется. По опыту знаю, что терпеть боль – не вариант, сама не пройдет, станет лишь хуже, следует сразу принимать меры. Но сегодняшний день – весь сплошной кошмар и неразбериха от начала и до конца. Вот и получается, что о спасительных пилюлях, точнее их отсутствии в сумке и необходимости положить на всякий случай, вспоминаю, когда уже становится поздно.
Сямбель, будто чувствуя мое недомогание, тихо мяукает, трется об ногу, а потом запрыгивает на колени, секунды две топчется, укладывается и затихает.
– Ничего у нас не вышло, дружочек, – жалуюсь ему, зарываясь в мягкую теплую шерстку. – Ничего. Не удивлюсь, если эти изверги потребуют с нас публичных извинений.
Отклоняю голову назад и, упираясь затылком в стену, прикрываю глаза. Слезы не заставляют себя долго ждать, прорываются горькими потоками, стекают по щекам и шее, чертя кривые дорожки, и тут же впитываются в высокую горловину водолазки.
Горько и обидно. За себя, за Ждану, за Марко, за всех пострадавших девочек, и даже за Джастину, у которой вполне могло что-то получиться и Милсом. Могло, но теперь мы об этом никогда не узнаем.
Хлюпаю носом, который под слезоточив быстро забивается и перестает дышать, и размыкаю губы, чтобы выпустить из себя жалостливый выдох.
Перед глазами возникает заплаканное лицо подруги, ее общий измученный вид и темные круги под глазами. И совесть тут же дает о себе знать очередным спазмом. А все потому, что от шока, когда судья вынес свой сумасшедший вердикт, и от догадки, кто может быть причастен к смерти Милса, я с ней даже толком не поговорила, не выспросила подробностей похода в полицию, а лишь вскользь попрощалась и сбежала. Мне срочно требовался свежий воздух, не пропитанный смрадом обмана, подкупа и преступлений.
Нащупав телефон в кармане, достаю его и, недолго думая, набираю Джастине сообщение: «Прости, что сбежала, перенервничала. Позвоню завтра, дочурке привет».