Девочка без имени - стр. 3
Проповедник вздохнул, хлебнул кофе и медленно произнёс:
– Я сегодня почувствовал, что больше не могу так.
– Ой, – замахала руками Айко, – только прошу, не надо перед нами исповедоваться.
– Да, лучше не надо, – добавил Тану.
Проповедник грустно посмотрел на него и хриплым голосом сказал:
– А кому ещё я могу высказаться, если не тем, кто меня совершенно не знает? Тем более, что вы помните, что такое живопись, скульптура, поэзия. Вы ведь наверняка тоже тоскуете по всему этому, как и я.
– Нет, – быстро ответила Айко.
– Вы врёте, – улыбнулся проповедник.
Айко покраснела и опустила глаза, а проповедник, допив кофе, встал и направился к выходу. Открыв дверь, он обернулся и подмигнул.
– Прощайте!
– До свидания, – сказал Тану.
Когда дверь закрылась, Айко достала из-под стойки бокал, допила и налила ещё.
– Странный он какой-то.
– Мне кажется, что его что-то мучает, – сказал Тану, смотря сквозь стекло, как проповедник медленно побрёл по улице.
– Всех что-то мучает, – хмуро сказала Айко, – а этим церковникам я вообще не доверяю.
– Как ты думаешь, куда он пошёл, – словно не услышав её, спросил Тану.
Айко глотнула коньяка и фыркнула:
– А тебе не всё равно? Мне вот лично абсолютно неинтересно, куда он мог пойти.
Тану вздохнул. Он вдруг почувствовал странное, необъяснимое родство с проповедником. Тот тоже испытывал тоску, хоть и немного другого толка: он тосковал по прежним временам, а Тану тосковал просто так, но именно чувство беспредельной тоски роднило их друг с другом. Тану захотелось вскочить, побежать следом, спросить, кто он такой и чего хочет, но вместо этого он отвернулся от окна и допил кофе.
– Ещё хочешь? – спросила Айко.
– Нет. Мне, наверное, уже пора.
– Пока.
– Пока.
Тану застегнул куртку, накинул на голову капюшон и вышел на улицу.
Наклонив голову, Тану медленно брёл вдоль мусорной свалки, освещённой жёлтыми фонарями. До дома оставалось совсем немного, как вдруг его привлёк странный звук, доносившийся из-за кучи мусора. Тану остановился и прислушался. Звук был похож то ли на плач, то ли на скулёж.
«Может, щенок? – подумал Тану. – Бедный! Ему, должно быть, очень холодно и одиноко».
Тану осторожно заглянул за мусорную кучу и увидел большую картонную коробку, раскисшую от сырости. Плач доносился из неё. Тану присел на корточки, заглянул внутрь и вздрогнул.
«Ребёнок?»
– Что ты здесь делаешь?
Огромные глаза взглянули из полумрака.
– Я не знаю, – ответил ребёнок.
– А как тебя зовут?
– Я не знаю.
– Тебе холодно?
– Очень.
– Что же мне с тобой делать?
– Не бросайте меня здесь, – всхлипнул ребёнок.
– Не брошу.