Дэвид Линч. Человек не отсюда - стр. 6

С годами режиссер Линч, экспериментатор и популист, стал только свободнее и радикальнее. А еще он стал фигурой. Есть мало режиссеров, которые в той же степени существуют в массовом сознании как личности. Исключения, от Хичкока до Херцога и Тарантино, часто делают свои гипертрофированные персоны частью своих фильмов. Линч редко появляется в своих картинах, которые не являются сколь бы то ни было явно исповедальными, однако создают ощущение какой-то психологической задушевности. Кажется, что он транслирует свои фильмы напрямую из своего подсознания, и они пытаются пробудить нечто в нашем. Их трудно не принимать близко к сердцу.

Одна из первых видеозаписей с интервью Дэвида Линча появилась в 1979 году. Двадцатиминутный черно-белый сюжет был сделан для посвященного телевидению курса в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, а снят он был в одном из мест, изображавших бесплодные пустоши в «Голове-ластике» – на нефтяных месторождениях Лос-Анджелесского бассейна, где над городским пейзажем некогда высились краны и буровые вышки. (Сырая нефть – по-прежнему важный бизнес в Южной Калифорнии, но все промышленные черты в основном скрыты от посторонних глаз и растворены в быту. На этом самом месте сейчас находится торговый центр «Беверли», и буровые работы там продолжаются прямо за стеной рядом с «Блумингсдейлом»).

Это было первое столкновение Линча со славой: «Голова-ластик» уже первый год из трех шел в кинотеатре «Ню-Арт» на бульваре Санта-Моника. На фоне массивных цистерн и ржавых труб прилежный студент-репортер Том Кристи задает вопросы Линчу и оператору Фредерику Элмсу. Тридцатитрехлетний Линч почти мультипликационно ровным и гнусавым голосом восхищается всеми этими «классными точками» «вон там, где цистерны», и говорит, что нашел это место, когда однажды проезжал мимо: «Мне кажется, здесь красиво… если правильно посмотреть». Он направляет камеру на пятно на асфальте: останки кошки, раздобытой у ветеринара для фильма, которые «залили дегтем, так что они законсервировались».

Процитировав туманный рекламный слоган, характеризующий «Голову-ластик» как «сон о мрачном и тревожном», Кристи спрашивает Линча: «Может, как-нибудь разовьете эту мысль?» – «Нет», – тут же отвечает режиссер, качая головой и улыбаясь. Кристи читает отзыв, в котором фильм сравнивается одновременно с грезой и с ночным кошмаром. Линч озадачен: «Я не уверен, что понимаю, что это значит, – говорит он, потом уступает: – А вообще-то хорошая формулировка».

Линч доброжелателен, несмотря на уклончивость, и кажется, что он не столько саботирует интервью, сколько пытается артикулировать пугающие понятия при помощи запаса слов, который можно было бы вежливо назвать «скудным». «Голова-ластик» был «ясной, определенной вещью у меня в голове, – говорит он. – Это не просто сведенная воедино абстракция; он был задуман абстрактным». Кристи указывает на очевидное несоответствие между Линчем – семейным человеком и Линчем – создателем мрачного, причудливого «Головы-ластика». «Да не такой уж я странный на самом деле, – отвечает Линч. – К тому же за спокойной внешностью стоит бессознательное, так ведь? И там-то как раз у всех живут обитатели глубин, и немалые, и все такое». Он выдвигает идею создания кино как творения мира: «Не важно, насколько причудливо что-то, не важно, насколько странен мир, о котором ты снимаешь фильм, он должен быть странным по-своему. Когда ты понимаешь, как это, по-другому быть уже не может, иначе это будет совсем другое место. Изменится настроение или ощущение». Наконец, он вворачивает запоминающуюся фразу, объясняя свое решение снимать никому не известного Джека Нэнса, а не актера с именем: «Если вы собрались спуститься в загробное царство, не стоит заходить туда с Чаком Хестоном».