Детство - стр. 15
– Э, заходи, заходи! Что так редко показываешься? – не переставая орудовать шилом и дратвой, с усмешкой говорит мне подмастерье по имени Эргаш.
Не обращая внимания на его намек, я серьезно, по-взрослому приветствую всех:
– Салам! – и прохожу прямо к деду, на почетное место напротив двери.
Дед крепко обнимает меня, раза два похлопывает по спине и принимается за работу. Я пристаю к подмастерьям, к дядьям, потом убегаю к бабушке.
Бабушка с матерью беседуют, расположившись на террасе.
– Заходи, мой мальчик, заходи, милый! – говорит бабушка, обнимая меня и чмокая в обе щеки.
Я тотчас начинаю гоняться за горлинками, свободно разгуливающими по террасе.
– Бой-бой-бой, ну и озорник же ты! – с укором говорит мать. И опять поворачивается к бабушке.
Ко мне подходит тетка, жена дяди Эгамберды.
– Идем, племянник, я научу тебя шить на машине. Это такая штука, застрекочет – и, не успеешь оглянуться, уже сшито. Идем, сам увидишь. Три дня назад дядя твой из города привез ее.
Тетка ведет меня в дом. Я обгоняю ее, бегу впереди. Машина новая, блестит вся. Я смотрю на нее, как на чудо. Потом отодвигаю тетку, овладеваю ручкой, верчу и так и этак, открывая блестящие металлические заслонки, заглядываю всюду. Тетка начинает сердиться: «Нельзя так, это вещь хрупкая, нежная!» Она садится за машину и принимается выстрачивать какие-то волюшки на голенище ичиги. Но мне и эта новинка скоро наскучила, я бегу на первый двор, в мастерскую.
Дед уже ушел на полуденную молитву. Я радуюсь этому. Тотчас бросаюсь к его колоде, отбиваю пестом попавшийся под руку кусок кожи и вырезаю из него жужжалки. Только никак не могу вырезать по душе.
Старший дядя, Эгамберды, замечает мою проделку, сердится, бранит меня:
– Э-э-э, да ты с ума сошел! Вой-бой, всю кожу изрезал, дурень! Уходи сейчас же, дед придет – поколотит тебя. – Он вырывает у меня из рук сапожный нож, подбирает куски кожи.
А я – хоть бы что – начинаю пересмеиваться с подмастерьями, с учениками.
Вернувшись после молитвы, дед садится за работу и сразу же замечает мои проказы.
– Ией, что это такое? Разве можно зря портить, дурень! Мало ли тут кожи изведено! Убирайся на улицу! – кричит он, краснея от гнева.
Я сижу, насупившись, обиженный.
– Иди принеси воды, будем разводить клей, – посмеиваясь, уже мягко говорит дед.
Я хватаю кленовую чашку, мчусь на внутреннюю половину двора и через минуту бегу обратно с полной чашкой воды.
– Молодец! Ну и проворен же ты, сорванец! – хвалит меня дед, мизинцем прочищая заросшее волосами ухо. – Иди-ка, поиграй! – прибавляет он, видимо не желая, чтобы я мешал подмастерьям.