Детский мир - стр. 87
– Время вышло! – оскалилась Птица и, выхватив у Молчуна шило, рванула к выходу.
Не знаю, почему я винила себя за то, что произошло дальше. Моей вины в этом не было. Не я кинулась с ножом на вошедшего. Не я полоснула по чёрному сильному телу. Не я приставила Соратнику нож к горлу и под крики толпы пробивалась к фобу. Я вообще не делала ничего. Не могла. Меня плотным захватом держал Молчун, радостно бормоча при этом, что уж теперь-то его обязательно возьмут в Фамилию, а дырки пусть другими затыкают.
Ничего из этого я не делала. Испугалась очень сильно – это правда, но… но совесть грызла мои внутренности нестерпимо и болезненно. Намекая мне на то, что надо было рассказать о маячке сразу, а не тогда, когда стало уже поздно.
Я в самом деле не понимаю, как трое подростков, самому старшему из которых было не более шестнадцати лет, смогли захватить двух заложников – меня и Соратника – и прорваться к фобу. Не последнюю роль в этом деле, полагаю, сыграло то, что у горла Соратника все время находилось шило Птицы. Девчонка скалилась на окружающих и ни у кого, даже у меня, не возникло сомнений в том, что она не раздумывая воспользуется своим оружием.
А может быть, всё дело было в том, что парень крикнул на чужом языке:
– Не стреляйте! Не смейте стрелять! Во имя неба, неужели вы не видите!? – не знаю, что уж они там должны были увидеть, но в нас действительно никто не выстрелил. Хотя толпа продолжала плотным медленным кольцом двигаться за нами. Соратник не сводил с меня тёмного взгляда и быстро-быстро говорил, не обращая внимания на впивающееся в кожу шило:
– Ёлка, пожалуйста, не дай ей пересечь границу. Делай, что хочешь, хоть выпрыгни из фоба… – от страха ли, на нервной ли почве, но мальчишка по-прежнему использовал чужой язык.
– Заткнись, – раздражённо прошипела Птица, злясь из-за того, что не понимает о чём кричит Соратник.
– Монета у тебя? – спросил он, никак не реагируя на угрозу. А из-под ножа тем временем вытекла тонкая струйка крови. Он бессмертный или просто сумасшедший?
– У меня, – ответила я хрипло и, прокашлявшись, повторила громче:
– Она у меня.
Толпа громко и слаженно ахнула, отшатнувшись назад дружной разноцветной волной. И в наступившей тишине я вдруг услышала, как сдавленно вскрикнув, заплакала женщина, а Соратник рассмеялся.
– Север найдет, – пообещал мальчишка, продолжая улыбаться.
– Я. Сказала. Заткнись! – Птица взвизгнула и вонзила в основание тонкой шеи своё оружие. Раз. Второй и третий. Словно точку поставила после каждого слова.
А я испуганно смотрела, как чёрные глаза расширяются в изумлении и прячутся от меня под тяжёлыми веками. Навсегда.