Дети золота, дети песка - стр. 25

Ненависть матери принять он не готов. Оставив кюну наедине со своим горем, Витарр уходит прочь.

Скрипит снег под тяжелыми его сапогами, когда, обогнув Великий Чертог, хромая, идет он в сторону Дома Солнца. Накидывает на темную свою голову глубокий капюшон, скрывая лицо в тени, и держится стен домов, скрываясь от бдительных взглядов стражников. После произошедшего люди обозлились на него лишь сильнее. Стоит ли удивляться? Ренэйст всеми любима, надежда своего народа, будущая правительница. Подруга, дочь, возлюбленная.

Если б не Ульф, конунг еще в море вырвал бы сердце из его груди, оттого и нет у него желания лишний раз попадаться ему на глаза. Никогда Ганнар Покоритель не поверит в то, что сожалеет Витарр о гибели своей сестры. Охотней примет он то, что его, ублюдка, тайком выносил Локи из колыбели, отдавая великанше Ангрбоде – той, что приносит горе, – дабы та вскормила Братоубийцу своим молоком.

Коль отпрыском Локи считают его, то единственная сестра, что есть у него, – владычица Хель, а Фенрир и Ермунганд приходятся ему братьями. Что ему горевать по каким-то волчьим детям?

Но он горюет, и горе это, безутешное, скрыто во тьме за его ребрами.

Он видит его выходящим из Дома Солнца и останавливается, желая остаться незамеченным. Нечасто можно встретить его в этой части Чертога Зимы, но Медведя нельзя с кем-либо спутать. Тень печали омрачает лицо Хакона, останавливается он на самом пороге и замирает, глядя на холодный лик Луны, не моргая. Ни слова о случившемся не сказал берсерк ему после плавания, оно и к лучшему. Коль и винит его, как и все вокруг, только держит в себе. Не хочет Витарр оказаться рядом, когда ярость переполнит чашу его духа, и тогда зверь вырвется из его грудины. Отступает Витарр назад, ступая след в след, но снег скрипит, и в полной тишине бесконечной ночи звук этот кажется оглушительным. Хакон закрывает глаза, облачко пара срывается с губ его, когда он, выдохнув, произносит:

– Тьма больше не скроет тебя от чужих взглядов, Витарр Братоубийца.

Хмурится Витарр от слов этих, но выходит вперед, стремясь скрыть хромоту. От уголка левого глаза по скуле вниз к шее проложила себе по лицу Хакона путь глубокая рана, обещающая остаться на коже шрамом. Напоминанием о случившемся крушении прослужит она до тех пор, пока не шагнет воин под рухнувшие своды Вальхаллы. Никогда ему не забыть о своей потере. Витарр останавливается, между ними – от силы десять локтей, но нет в нем ни волнения, ни страха. Ничего, кроме сожаления, не осталось в его сердце, и потому голос его спокоен, когда звучат его слова: