Дети змей, дети волков - стр. 25
Вскоре Ренэйст ощущает себя так, словно бы места в ее теле от еды не осталось даже для нее самой, и отодвигает от себя руки Мойры, в которых та держит миску, покачав отрицательно головой:
– Не могу больше.
Вельва согласно кивает:
– Неудивительно. Ты и без того хорошо поела.
Мойра встает и отходит куда-то в дальнюю часть дома. Ренэйст наблюдает недолго за тем, как та выбрасывает остатки похлебки в большой горшок, и переводит взгляд на Радомира. Ест он так, словно и не знает, что после долгого отсутствия пищи подобная жадность может закончиться плохо. Но ей, оказывается, сложно отказать ему даже в такой радости, как пища, пусть после будет жалеть он о том, что так много съел. После того острого чувства отчаяния и ощущения надвигающейся смерти, в котором они были едва ли не с середины Золотой Дороги, им обоим нужно немного радости. Ренэйст думает о своих закопанных в песок волосах. Пальцами прикасается луннорожденная к рвано обрезанным прядям и хмурится. Хорошо, что не может увидеть она, насколько все плохо.
Мойра, ищущая что-то в небольших плетеных корзинах, неожиданно обращается к ней:
– А теперь, когда с едой покончено, нужно что-то сделать с твоими волосами. Уж не знаю, что за изверг тебя обкорнал, но сделал он это просто ужасно.
Полный возмущения, Радомир отвлекается от своей тарелки, жуя со злостью и прожигая ведунью взглядом. Ужасно не ужасно, сделал так, как мог!
Отыскав в корзинах нож с тонким лезвием, Мойра возвращается к северянке и, сев позади нее, принимается отрезать осторожно неровно срезанные пряди. Белолунная сидит спокойно, держа спину прямо, чтобы южанке было удобнее приводить ее волосы в порядок.
Она уже почти привыкла к их новой длине. К тому, насколько легче кажется голова.
Ренэйст очень хочется верить в то, что она почти привыкла.
– Нагрею для тебя воды, искупаешься. Несет от вас обоих просто ужасно. Но, – на этих словах вельва сворачивает волосы, которые срезала с ее головы, в кусочек ткани, завязывая их в сверток, – сейчас все уже гораздо лучше. Ты не выглядишь так, словно бы тебя сбросили со скалы, и ты ударилась головой о каждый камень.
Сверток Мойра кидает в огонь, и вскоре по дому разносится запах жженых волос. Ренэйст морщит нос, от вони этой у нее начинает болеть голова, и северянка ложится обратно на ложе.
Бросив на постепенно засыпающую посестру внимательный взгляд, Радомир, отставив в сторону опустевшую миску, смотрит на Мойру, которая устраивается по другую сторону очага:
– Я вспомнил, где видел письмена такие же, как на твоем посохе.
Вельва ему не отвечает. Дотянувшись до небольшого куска дерева, лежащего подле ног, ножом она начинает счищать с него щепки, отбрасывая те в огонь. Ее волосы по цвету сливаются с языками пламени.