Размер шрифта
-
+

Дети войны. Народная книга памяти - стр. 153

Ты бредешь не зная куда; можно двигаться, стоять на месте – ты никому не нужен. Думай что хочешь. Поступай как хочешь! Из тысяч возможных решений принимаю одно-единственное – двигаться вперед, двигаться на восток, к своим, к нашим.

На реке Подкумок – проволочные заграждения, заранее подготовленный оборонительный рубеж. Заградотряд. Снова проверка документов. У меня их, естественно, нет. Снова я стал воином Красной армии.

Обмундировали. Выдали оружие – винтовку образца 1891/30 года. Несколько раз на полигоне обучали стрельбе из винтовки. Принял воинскую присягу – 15.08.1942 года. К этому времени фронт стабилизировался. Фашисты продолжают рваться к Каспию и бакинской нефти. Бои не утихали ни днем ни ночью. Я – связной комроты. Под огнем противника многократно пробирался на связь со взводами. Приказ – и по-пластунски, где как – вперед. Было страшно. И не очень. Но ощущение страха смерти было всегда. И было и не было. Смерть нестрашна, пока пуля не попадет в тебя. И я тоже не боялся, пока сам на себе все это не испытал. Попал под хорошую бомбежку – стал бояться, когда немецкие самолеты бомбили передовую. Впервые такие страшные минуты я пережил в 1941 году – на переправе через Дон. Безнаказанно немецкие самолеты среди белого дня на бреющем полете сбрасывали бомбы на переправу. А наших – ни одного самолета. Было и обидно, и жутко страшно.

Во время одного артиллерийского налета на наши позиции совсем рядом разорвалось несколько снарядов. Погибли семь наших солдат. Несколько человек, в том числе и меня, ранило. Несколько дней я пробыл в медсанбате.

Смерть нестрашна, пока пуля не попадет в тебя. И я тоже не боялся, пока сам на себе все это не испытал. Попал под хорошую бомбежку – стал бояться, когда немецкие самолеты бомбили передовую. Впервые такие страшные минуты я пережил в 1941 году – на переправе через Дон. Безнаказанно немецкие самолеты среди белого дня на бреющем полете сбрасывали бомбы на переправу. А наших – ни одного самолета. Было и обидно, и жутко страшно.

После всего только чудом остался жив.

А сколько разных пуль и осколков во время войны просвистело рядом с моей головой, порой даже незаметно. Если бы рядом они не просвистели, до сегодняшнего дня я бы не дожил. Сколько людей за это время меня спасали, протягивали руку помощи.

Бреду вместе с отступающими частями Красной армии на восток, к Моздоку,

Кизляру. И в один из таких дней вдруг ко мне возле очередной переправы через реку подходит старший лейтенант и говорит о том, что я ему кого-то напоминаю. Присматриваюсь к нему и спрашиваю, не работал ли он преподавателем математики. Как же, говорит он, работал, а я ему говорю: «Вы Кацалуха Григорий Федорович?» «Да, это я», – отвечает он. Расспросил все обо мне, как попал на Северный Кавказ, почему один. Все рассказал ему. Он ехал на бензовозе. Посадил меня рядом с собой в кабину, за день-второй километров 120 я проехал с ним по направлению к Кизляру. На прощание он дал 50 рублей, гимнастерку, синие военные брюки, сапоги. Я был всему этому рад. Тем более что стал обладателем буханки хлеба, селедки, двух банок мясной тушенки. Выручил он меня здорово. Погиб он в том же 1942 году на Кавказе – об этом я узнал уже после войны.

Страница 153