Дети Велеса - стр. 14
– От кузни ведут лишь три пути: в Суматошье, в Зареченск и в Полдневой. А позади нас ничегошеньки нет акромя диких мест. Там люди почти не живут. Нечисти слишком уж много. А ежели кто и встретится из людей, не лучше нечисти будет.
Названия не вызвали в памяти никаких ассоциаций. Упоминание нечисти только добавило вопросов. Оказалось, что к ним относятся всякие духи. В том числе, лесные – «не в лесу помянуты будут», – а также упыри, оборотни, змеи, волколаки и многие другие «тёмные создания». Получалось, что возле кургана Пырёв пристрелил двух мифических существ. Действительно, обычные волки по сравнению с ними и рядом не стояли. Волколаки гораздо крупнее, злее и сообразительнее. Только верилось во всё это с трудом.
Короткий привал дал отдых ногам, а вот голове отдыхать мешали тяжёлые мысли и непрерывная болтовня дровосека. Когда пошли дальше, его уже никто ни о чём не спрашивал. Только молча слушали. Он же продолжал вещать:
– А какая красивая у Ставра жена. Да вы сами увидите. И дочки тоже красавицы. Ему, конечно, хотелось мальчика, чтобы в кузне, значит, помогал. Но первой родилась Мила. Второй через несколько лет – Дара. Первая уж выросла, расцвела. Совсем как мать в молодости стала. А Мила ещё девчонка. Обе помогают матери по хозяйству. В кузне от них разве ж толк будет. Вот… А поскольку сыновей-то у Ставра нет, решил он сделать себе помощника, то бишь меня, немного другим, хи-хи-хи, способом.
Аркаша застонал. Хихикающий робот – явный перебор, учитывая всё пережитое за сегодня. Уставший от механической болтовни Пырёв злобно произнёс:
– Выключи радио, Митька. А то я сам принудительно настрою тебя на другую волну.
Неизвестно, дошёл ли смысл фразы до мозгов или микросхем дровосека, но минут на пять он заткнулся. Потом вдруг затянул какую-то залихватскую песню о том, как девица провожала в лес дружка, в то время, когда к ней уже спешил «ещё один милёночек с другого бережка». То ли Медяник действительно поймал другую волну, то ли это слово попросту вызвало в нём такую ассоциацию. Пырёв снова собирался было на него наорать, когда заметил, что лес кончается.
– Вот мы и дома, – констатировал Митька.
Вскоре они миновали последние редкие деревья и вышли на двухколейную дорогу. Обычная грунтовка, проложенная колёсами телег, животными и людьми, тянулась с запада вдоль кромки леса до протекавшей неподалеку небольшой речушки. Затем раздваивалась у невысокого холма, на вершине которого торчал огромный валун с высеченными непонятными письменами, служивший, очевидно, указателем. Один путь резко сворачивал на юг, упираясь в мост, и терялся на противоположном берегу в разросшихся кустах, а второй шёл параллельно речному руслу, убегая вдаль от заходящего солнца. На площадке, почти у самой развилки, раскинулся широкий двор. За глухим бревенчатым забором виднелись крыши жилых и хозяйственных построек. Двустворчатые, распахнутые настежь ворота вбирали в себя все три направления. Арку въезда украшал деревянный треугольник с медной чеканкой в центре, изображающей стилизованное солнце.