Дети Третьего рейха - стр. 86
– Так что с замком-то? Тебе он понравился?
– Очень даже. – Элизабет возбужденно кивает. – Я даже камушек оттуда утащила!
– Камушек?
– Ну да. Подобрала камушек от замка и храню его дома. В память о Маутерндорфе, который мог быть моим. Смешно?
Мы спускаемся к пляжу. На улице + 15° С, и пуховик Ренцо кажется мне, девушке из северной страны, совершенно неуместным. Песчаный пляж пуст, и кроме нашей большой интернациональной компании тут никого: лишь десятки отчаянно орущих чаек, оставляющих сотни мелких следов на песке.
Элизабет, уверенно переваливаясь с ноги на ногу, движется в сторону чаек с несколькими кусками хлеба. Эти склочные птицы почти выхватывают хлеб из ее рук, пытаясь перекричать друг друга, требуя еще и еще…
– Я настаиваю на том, чтобы мы поехали в центр. – Элизабет явно продрогла. – Как вы себе это представляете: не побывать в центре Лимы, в самом красивом месте в городе?! К тому же там мы можем еще поснимать! – Геринг, лукаво искря глазом, использует самый весомый аргумент и внимательно следит за нашей реакцией. – Да-да-да! Надо поснимать еще! Я так решила.
Ренцо везет нас в сторону дома: по дороге выясняется, что он дает уроки вокала, чем тоже обеспечивает себе стабильный доход, и к нему вот-вот должен приехать очередной ученик. На парковке у таунахуса, в Сурко, тихим укором уже стоит красненькая, кичащаяся своей чистотой машинка. («Боже, Ренцо! Твой ученик уже приехал!») Ренцо прощается с нами, целуется, обнимается и что-то лопочет на испанском. Сама же Геринг пересаживается на водительское сиденье и сообщает: «А теперь мы едем в центр!»
Проклятущая Лима пронизана пробками – при огромной плотности населения в городе нет метро, только автобусы и жуткие остовы на колесах, которые язык не поворачивается назвать маршрутками. И машины, машины, машины – реанимированные металлические мертвецы, изрезанные стальными шрамами: старые, мятые, битые, прожженные, скрипящие, одноглазые, убивающие морскою качкой всех, кто сидит дальше водительского сиденья. Да, это чистый автомобильный ад.
В центр мы едем долго – больше полутора часов, но не из-за пробок, которые она странным образом, нарушая все правила на своем кряхтящем металлическом Росинанте, объезжает лихой наездницей. Геринг поясняет: выбрала самую длинную дорогу (надо полагать, аналог МКАДа), потому что по внутренним дорогам и кольцам в это время (на часах уже шесть вечера) проехать невозможно никак. Из-под плотного серого неба, которое, казалось, никогда не разорвется, всё-таки выглядывает солнце, щедро закрашивая цветом апельсиновой кожуры трещины штукатурки в крохотных домишках, облепивших грибами-поганками песчаные насыпи.