Дети Третьего рейха - стр. 73
Во время веселых композиций Геринг подпевает сыну и энергично хлопает в ладоши, пытаясь сильнее завести отзывчивую публику. Все хорошо, мило, просто замечательно, но меня не покидает ощущение какой-то отмели, на которую сел корабль древнего германского рода Герингов. Во время очередной итальянской композиции, которую исполняет Ренцо, Элизабет плюхается к нам за столик и переводит дыхание, но я не даю ей отдышаться:
– И каким ты сама видишь апогей карьеры Ренцо?
Она мечтательно закатывает глаза, узурпировав пухлыми локтями часть стола:
– Я представляю, как сбывается моя мечта. Мой сын становится очень успешным. Но, к сожалению, у нас тут нет хорошего менеджера со связями, а сама я, ну что я могу? Как сделать так, чтобы люди во всем мире узнали его и полюбили так, как любят его здесь? – Элизабет окидывает взглядом зал, с удовлетворением отмечая, что гости внимательно слушают, как Ренцо, в компании одной из девушек из-за соседнего столика, поет дуэтом Conte Partiro. – Эта девушка – тоже певица, у неё замечательное сопрано, но не лучшее в Лиме. У сына в хоре, в котором он поет, есть действительно потрясающие женские голоса.
– А когда ты сама начала петь?
– Я всегда любила музыку. Моя мама в юности пела в опере в Праге. Папа, как я узнала, играл чуть ли не на семи разных музыкальных инструментах. Дядя Герман не пел, но обожал слушать итальянскую оперу. Так вот, я была совсем малышкой, когда мы пели с мамой и бабушкой (в то время в Перу телевидения не было) и тем развлекали себя. До последних дней каждой из них – кстати, бабушка Мария умерла 36 лет назад. А за пару дней до смерти мамы я, помню, сидела у нее на кровати, и мы пели все известные нам чешские песни. А еще мне нравится музыка мексиканская, чилийская, аргентинская, европейская…
– А ты никогда не думала, что Ренцо Геринг будет больше интересен публике, чем Ренцо де ла Кадена?
Элизабет закусывает нижнюю губу: очевидно, она периодически об этом думает и не знает, как поступить.
– Работая в немецко-австрийском концерне, я периодически встречалась с крупными иностранными клиентами. Их приводило в восторг то, что я подписываю документы своей фамилией – Геринг. То есть для них я из-за фамилии и родства, о котором они сразу же спрашивали, была непререкаемым авторитетом. Но, наверное, это все-таки неправильно – продавать публике свою фамилию, даже если мы не в Европе, а в Перу.
На улице, куда я выхожу отдохнуть от внимания, которое уделяет мне публика в целом и Клуни в частности, ко мне подходит любопытный перуанский швейцар: ему не дает покоя тот факт, что я из России. На английском он говорит не лучше Бравермана, что, однако, не мешает ему, перуанцу, очевидно, никогда не покидавшему пределы страны, на чистом русском языке запеть «Расцветали яблони и груши…»