Дети Третьего рейха - стр. 44
Еще я приучала их к церкви. Поскольку мы католики, как и большинство жителей Южной Америки, то часто ходили в церковь. И, конечно, мои сыновья больше развлекались, чем слушали скучные проповеди священника. Как-то после проповеди я достала в церкви гитару. И сказала детям: «Поем для Бога, стараемся не фальшивить, а то ему не понравится!»
Обычно мы шли в церковь к семи утра, совмещая приятное с полезным, – выгуливали собаку. Так вот, однажды утром две старушки стали нашей первой аудиторией. На следующей неделе, в воскресенье, в церкви к семи утра было уже в два раза больше старушек – четыре. И с каждым воскресным утром число старушек росло в геометрической прогрессии, а мои сыновья постепенно привыкли петь на публике – нас с ними как раз стали приглашать выступать и по особым поводам. Например на Рождество.
На диване царит оживление: все трое о чем-то дискутируют.
– Сколько тебе лет? – вдруг спрашивает Майкл.
– Двадцать семь.
И снова бурное испанское трехголосие.
– А с чего такой вопрос? – интересуюсь у Майкла.
– Просто любопытно. Мне кажется, ты смотришь на нас с Ренцо как на детей. А сама-то еще маленькая.
– Уж постарше вас буду.
– Постарше нас? Редко встретишь даму, которая гордится тем, что может помериться с тобой возрастом. – Майкл смеется, обнажая белые зубы. Ренцо, как ребенок, с полуоткрытым ртом внимательно ждет, когда кто-нибудь переведет ему, почему все так веселятся.
– Мне тридцать четыре. Ренцо тоже исполнилось тридцать четыре. – Вдруг говорит Майкл, отсмеявшись. И у меня отвисает челюсть – прямо как у перуанца Альваро в его обычном состоянии. Выходит, что малыш Ренцо – вовсе не малыш?
Семья с интересом смотрит, как меняется выражение моего лица: судя по всему, оно выдает недоумение. Ренцо краснеет, Майкл снова заливисто смеется, хлопая себя по ногам, Элизабет, мать семейства, снисходительно улыбается и по-совиному вращает головой, поглядывая то на меня, то на сыновей, то на Сергея с недоумевающими перуанцами.
– Ладно, – говорю, когда хохот Майкла стихает и все немного успокаиваются, – у меня есть еще один вопрос. Я знаю, что в Америке живет женщина по имени Беттина Геринг. Она – ваша родственница. И много лет назад приняла решение не иметь детей, чтобы не «рожать монстров», то есть не продолжать род Германа Геринга…
Вижу, как Ренцо, заметив перемену в мимике матери и брата, локтем толкает Майкла, требуя перевести вопрос, и тот переводит брату мои слова. Элизабет напряженно слушает.
– Как вам такая позиция?
Элизабет закусывает губу, Ренцо шепотом начинает что-то говорить Майклу, тот явно возражает в ответ, к диалогу присоединяется мать, и разговор переходит в шумное крещендо на испанском, резюме которого мне через минуту озвучивает сама Элизабет: