Дети Робинзона Крузо - стр. 4
Сейчас, пересекая холл мультиплекса на Курской (шел он, между прочим, не просто так, и его легкая походка обозначала вектор вовсе не произвольный, к чему мы еще вернемся), Миха-Лимонад был весь из себя красавец мужчина, очаровашка-прелесть в расцвете сил, модный перец в отличной спортивной форме с весьма обаятельным, хоть и несколько туманным призывом на майке «Свободу Тибету» и с еще более легкомысленной припиской на спине «Буддизмом по бабизму!», крутой пацан в одежде от Пола Смита – как кому угодно. Главное – он не испытывал никаких проблем с пищеварительным трактом. Одно время в ухе у него сверкала серьга белого золота с голубым бриллиантом, на мизинце – перстень с сапфиром, и ему было наплевать, что для выбранной им альтернативы он выглядит вроде как не по форме. Некий седовласый человек, которого Миха-Лимонад очень уважал, его старший учитель, назвал среду, в которой Миха вращался, богемно-бандитской тусовкой. И Михе это нравилось. Это было точно. Попадание в десятку. А в зависимости от рода деятельности и желаний Михи акцент в определении «богемно-бандитская» периодически смещался то влево, то вправо.
Итак, холл мультиплекса на Курской. Словно в кино «Матрица» все на мгновение замерло: обрывки звуков, недоговоренных фраз, застывший сигаретный дым в воздухе, неподвижные фигуры в странно-смешных позах, повисшие одна над другой желтые капельки «фанты», наливаемой в высокий стакан… И некая особа, скучающая над глянцевым журналом. Она встряхнула копной волос: именно в этот момент картинка застыла, так что можно было разглядеть каждый волосок. Неплохая получалась фотография.
«Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» – весело проговорил про себя Миха, и мир движения снова обрушился на него своей механически склеенной динамикой. Миха-Лимонад направлялся к незнакомке с глянцевым журналом. Прошел мимо, остановился у стойки бара, присел на тумбу. Миг, конечно, – загадочная вещь. Чем и пользуются великие фотографы. Если бы люди были так хороши, какими иногда получаются на фотографиях! Да, за эту тайну Миха бы многое отдал. Он принес бы свою тайну. Только некуда ее было нести. Не востребована. Точка.
Заинтересовавшая Миху особа через глянцевый журнал знакомилась с новой коллекцией «Шопар». Изумительное кольцо с бриллиантами и огромной жемчужиной, слегка смещенной от центра – тонн на десять евро потянет. Матовый шелест страниц, коллекция шмоток, модели, лишенные признаков пола, словно на дворе все еще загнивали девяностые-нулевые, а не наступила совершенно новая эпоха. Миха не любил девяностые с их кокаиново-бисексуальной меланхолией, закатанной в полиэтилен красотой и слишком быстро и карикатурно заматеревшими героями. Хотя он сам и являлся продуктом этого десятилетия, Миха не видел здесь никакого противоречия. Прошлое меняется каждый миг, оно подвижно, как танец бойцов на ринге, и лишь энергетика этих изменений питает настоящий момент. Нечто в таком духе Миха заявил в интервью одному мужскому таблоиду. Журналиста вряд ли интересовали подобные Михины инвективы. Его интересовало другое: правда ли, что в свое время Миха создал сверхуспешную рекламную кампанию лимонада, впрочем, как и сам лимонад, – и с чего это он так ополчился на десятилетие первоначального накопления капитала, которое, как известно, всегда преступно.