Размер шрифта
-
+

Дети разведенных родителей: Между травмой и надеждой - стр. 2

а также магистр Инга Шольц-Штрассер, которая была координатором проекта. Особая благодарность – президенту Общества Зигмунда Фрейда, доценту Венского университета, доктору Гарольду Лойпольд-Лёвенталю[1], давшему мне почетное и увлекательное задание: реализовать проект и обобщить результаты, полученные в ходе работы.

Доктору Сильвии Яничек я благодарен за ряд интересных идей, которые оказались важными для этой книги. И наконец, я хочу почтить память моего руководителя и наставника, доктора Марты Кос-Робес, чья скоропостижная смерть в прошлом году повергла в траур всех, кто знал ее и имел счастье с ней дружить.


Вена, сентябрь 1990 года

Введение

I

«Я бы не хотела, чтобы мой ребенок был совершенно беспроблемным, ведь для мальчика естественно быть резвым и непослушным». Фрау Б. вздыхает, потом опускает глаза, а когда снова начинает говорить, то едва сдерживает слезы: «Но я не знаю, что мне делать. Я на грани срыва!» Я был удивлен. Фрау Б. обратилась ко мне, чтобы получить советы по воспитанию. В самом начале нашей беседы она охарактеризовала своего пятилетнего сына Лео как смышленого, развитого мальчика, с которым начинаются проблемы, когда нужно делать то, чего он делать не хочет – например, одеваться и раздеваться, выключить телевизор, идти спать и т. п. Мать также обеспокоена, что сын слишком стесняется чужих взрослых. Все это она рассказала мне в спокойной и непринужденной манере. И вдруг – растерянность, слезы… Такая реакция, на мой взгляд, не соответствует сравнительно невинным симптомам, которые клиентка описала ранее. Я говорю об этом фрау Б., а она в ответ, заливаясь слезами, рассказывает, что вся их жизнь с сыном – сплошные конфликты, что отношения испорчены, что они постоянно кричат друг на друга, а потом рыдают. Мальчик в последнее время убегает от нее, когда она приходит за ним в детский сад. Я спрашиваю, знает ли фрау Б., почему так происходит. В ответ она говорит: «Я не знаю. Но может быть, мои родственники и друзья правы, когда упрекают меня в том, что я избаловала Лео, что я недостаточно строга с ним. Я пыталась воспитывать сына, опираясь на понимание вместо строгости. А сейчас я не понимаю, что происходит между нами. Очевидно, я все делаю неправильно!»

Время консультации подходит к концу. Я обращаю внимание фрау Б. на то, что она много сообщила мне о себе и Лео, о родственниках и друзьях, но не сказала ни слова об отце ребенка. Она краснеет, будто я застиг ее на месте преступления, и говорит, как бы мимоходом, но на самом деле сильно волнуясь: «Да, это верно. Отец для Лео роли не играет. Мы уже два года в разводе, сын видит его раз в месяц, а то и в два». Далее фрау Б. утверждает, что развод не мог повлиять на ребенка, потому что на тот момент ему было всего два года, и он не мог ничего понять, совсем не расстроился. Клиентка держится отчужденно и изо всех сил старается сбить меня с «верного пути». Поскольку время беседы истекло, мы договариваемся о следующей встрече.

Страница 2