Дети новолуния - стр. 20
В наступившей тишине никто не обратил внимания на появление в дверях вызванного ханом визира, который, многократно кланяясь, прошёл несколько шагов внутрь зала и замер в почтительной позе. Хан задумчиво ковырял длинными ногтями сушёные фрукты. Чай остыл.
– Ты красноречив, писец, у тебя красивая речь. Должно быть, окончил медресе? – наконец проговорил он. – Кровь стынет в жилах от твоих сказок. Но каков боевой пыл у монголов?
– Их так много, великолепный, что им безразличны собственные жертвы. Поэтому они идут до конца.
– У страха глаза велики! – вскинулся Кара-Куш. – Можно подумать, что это войско самого шайтана, а не свора грязных кочевников, которые расплодились, как саранча, в какой-то заросшей степи! Тебя послушать, так они ничего не боятся!
– Больше всего они боятся своего хана, – склонил голову писец. – Другого страха у них я не увидел. Но хана своего они боятся так, как самый низкий раб не боится своего хозяина. Имя ему – хан всех монголов.
– Ну а сам-то ты видел его? Собственными глазами?
– Совсем недолго. Издали.
– И каков он собой?
– Большой… В золотом шлеме на голове с султаном из перьев райских птиц. Сильный… Одного его взгляда довольно, чтоб загорелись поля… Я видел его издали.
– Ага! – Кучулук-хан увидел визира. – Вот и дорогой Элькутур пожаловал! Хвала Аллаху, вино не выбило тебя из седла! Слыхал ты этого писца?
Визир кивнул.
– А не кажется ли тебе, хм, что перед нами обыкновенный лазутчик, которого монгольский хан послал, чтобы вселить в нас трепет?
Визир опять кивнул.
– Вот что! – Он хлопнул в ладони и, дождавшись появления двух стражников, велел: – Доставьте-ка этого красавца в зиндан. Я поговорю с ним позже. – И, повернувшись к онемевшему писцу, бросил: – Когда тебе выкрутят яйца лозой и вырвут ногти, мы узнаем, что ты ещё вспомнишь интересного.
– Великолепный… – только и вымолвил писец, уводимый стражниками.
Вытирая платком взмокший лоб, имам выступил вперёд.
– Прости, мой повелитель, – произнёс он, задыхаясь, – но это несправедливо. Я хорошо знаю этого человека. Он служит в медресе Карашкента и пользуется уважением духовенства. Он пришёл ко мне, и это я позвал его сюда. Какой он лазутчик?.. Прошу тебя… Это несправедливо.
– А кто сказал, что мне нужна справедливость? – усмехнулся хан, но по тому, как дёргалось у него веко, было видно, что усмешка получилась напряжённой. – Скажи, Элькутур, что нового слышно об этом хане северных дикарей?
Всю ночь прокувыркавшийся в гареме и потому изнывающий от головной боли визир кашлянул и ответил:
– Всё то же. Свиреп. Мне подтвердили, что в Отраре Ианал-хану в глаза и уши залили расплавленное серебро, и хан самолично наблюдал за казнью.