Дети Нитей. Восток - стр. 34
Здесь всегда было как-то особенно спокойно. Поскрипывали старые стволы, потрескивал ветками костер, с едва различимым шорохом перелетали ночные птицы. Когда я был маленьким, казалось, будто этот лес – край всего мира, за которым ничего, только тишина и звезды. Ребенку сложно вообразить масштабы ткани мироздания, иные континенты, острова, древний Йорок. Для меня тогда все человечество умещалось в клочок земли от южного побережья Запада до этих высоких сосен, представить себе, что там, на востоке, есть море и другие народы, чужая суша и отличные нравы, я даже не мог попытаться. Перевал Хэд, залитый бликами восходящего солнца, врата в мою новую реальность, стал дверью в комнату, просторную, но за которой – лишь мгла. Занятно теперь вспоминать, как менялось мое ощущение. Когда мы с Анха были младше, Марзок водил нас сюда сам, рассказывал и показывал в своей обыкновенной манере, слушал наши вопросы, которые мы сыпали наперебой, смеялся и объяснял. Он казался тогда бесконечно счастливым, да и мы с другом были счастливы не меньше. После мы стали ходить сами, вдвоем. Захватывали еды, пару теплых плащей на случай холодной или дождливой ночи, травяных сборов, а иногда мне удавалось стащить даже немного кофе. Мы могли просидеть вот так до самого утра, просто говорить обо всем на свете, делиться впечатлениями после разлуки, обсуждать или молча слушать ночной лес. А когда возвращались, чуть раньше, чем первые лучи солнца коснутся старых сосен, если нас ловили, нам доставалось от кого угодно – Аливи, Рэйва, Алерика. Только не от Марза. Он ни разу в жизни ни единой фразой или действием не показал, что наши ночные прогулки его чем-то не устраивают. А временами, после того как они с мастерами расходились отдыхать, он и сам к нам присоединялся, что и меня, и Анха, знаю, радовало просто бесконечно.
В этот раз мы снова ушли на нашу излюбленную поляну, которую я знал с самого раннего детства. Пружинящий мох вокруг небольшого костровища, которое давно уже я сплел сам – первый мой узкий узор Земли. Справа – песчаные холмы с торчащими из него причудливо изогнутыми корнями сосен, чуть дальше – крошечный ручеек и неглубокое озеро с темной водой, цветом походящей на крепкий травяной настой. Слева, если уйти немного на юг, большой овраг, густо поросший малинником, на покатых склонах которого уже к середине июля появлялись первые грибы. Бояться здесь можно было разве что упавшей на голову ветки – лес на многие километры плотно оплетали защитные узоры Разума, оберегающие и от хищных зверей, и, частично, от дурных людей. Только если бы какой-то случайный ренегат, например, из Сериона вдруг неожиданно заявился так далеко к югу и оказался настолько глуп, чтобы нарваться на райледских магов пяти Нитей, личный отряд мастера. Но для этого ему бы потребовалось для начала уйти от гнева нынешнего генерала Рэго. Стать в Серионе отступником при нем означало подписать себе такой мучительный смертный приговор, что милосерднее было бы спрыгнуть с вершины одной из Черных башен школы при первых же мыслях о том, чтобы бросить свой Дом и податься в разбойники. Наверное, генерал унаследовал отношение к ренегатам от Алво. Особые дурни, конечно, и теперь там появлялись, просто не жили долго. И умирали крайне болезненно. Ну а мастер… Рэйв был братом-близнецом Рэго, младшим из них, который отказался держать в руках меч после Назначения и расставания с армией, так что все их сходство в чувствах к отступникам выражалось для владыки Дома не в клинке и Нитях, а только в Нитях. Он, к слову, был единственным мастером из их пятерки, о котором я не переставал думать: слава богам, этот человек не берет больше в руки оружия.