Дети Нитей. Восток - стр. 29
– Почему тогда ее образ такой? – я нахмурился. – Не вернее было его поменять? Она не спит, и я видел у нее меч.
Тот очень тонкий, длинный клинок в ножнах из черных Нитей казался мне бесконечно важной деталью образа. Я помнил ее изящные пальцы на рукояти, с которой они словно сливались в одно целое, были продолжением друг друга. В моем представление оставить Мейет без меча, непохожего ни на одно оружие в нашем мире, было равноценно тому, чтобы лишить образ Раада, скажем, ноги.
– Потому что такова была ее воля. – Спокойно сообщил Марзок, весь поглощенный изучением статуэтки. – Кто-то расценивает это, как наказание за то, что однажды образ изменили, кто-то – как благословение. Но теперь мы, Элурен, ее глаза, и каждый в нашей армии – ее меч. Начиная с первого, который однажды положили перед ней.
Он рассказал мне о мальчике, первом генерале королевства, имя которого я уже и не вспомню, наверное. О деревянном мече, игрушке, принесенной на алтарь из ее уничтоженного рооти. Помню, меня тронула эта история, настолько, что я решительно вскочил и сам сделал первое подношение у нового образа: тот подарок, крошечный кинжал с потертым уже временем тонким кожаным ремнем и теперь лежал перед Мейет на подоконнике.
– Значит, я тоже ее глаза и меч. – Упрямо заявил я Марзоку тогда, обернулся и увидел очень странное выражение лица своего учителя, очень необычную улыбку, смысла которой не понимал и теперь.
А сейчас эти слова, смешное детское обещание, о значении которого мне недостало бы тогда старания задуматься, почему-то всплыли в памяти и кольнули больно, словно ложь. Я покосился на книгу в несколько истертом переплете, задумчиво хмыкнул, вскочил, оделся и быстро вышел из комнаты. Не знаю, что я надеялся найти на улицах Райледа в этот день. Отголоски прошлого? Хоть крошечный намек на то, что тот Восток еще существует, не стерся навечно во времени и памяти?
Я прошел мимо места, где стояла лавка старьевщика Ланно. Тайного агента, шпиона. Там, где когда-то создали яд, спасший многие жизни, была теперь мастерская по ремонту одежды. За прилавком я узрел девицу такой приторно-бессмысленной наружности, что она не то, что тайным, она и просто ничьим агентом быть не смогла бы вовсе. Я чуял ее эмоции, когда остановился напротив окна. Все ее существо составляли, должно быть, тряпки. Какие интриги, какая сеть, какие открытия, что могут стать всеобщим спасением? Ничего там не было больше, кроме иголок и ниток. Вообще ничего.
Я поплелся в библиотеку, где прошел по тихим залам среди немногочисленных в это время посетителей в сотый, должно быть, раз, только смотрел теперь на все совершенно иначе. В первом из них, в Хэйледе, постоял напротив старых гобеленов Орлин и Ланно. Алво писал об игре, о планах и замыслах, глубоких и завораживающих. О Первом Доме, который создавал весь Восток. О вездесущих шпионах. О хитрости и верности слову. Это было об Орлин. Аллисан, нынешний мастер, был по уровню интриг и коварства где-то как камень. Медлительный, вальяжный, обожающий увеселения и пышные пиры: он весь, кажется, был сосредоточен в своих развлечениях и празднованиях. Ему не было дела до других Домов. Ему вообще ни до чего на свете дела, казалось, не было.