Дети немилости - стр. 6
Маг подумал, что Юцинеле глуповата и оттого спокойна, как бревно, – она просто не понимает, что происходит.
Он ей немного завидовал.
...Чалая лошадка фыркала, мотая головой. Трусила она теперь куда бодрее, чем прежде. Позади седла, на костлявом крупе, Юцинеле прежде нащупывала потертость, а теперь там была здоровая кожа, только залысинка осталась. Кажется, маг, исцелив ее царапину, подлечил и лошадку. Он неуклюжий и несмышленый, конечно, но вовсе не плохой... она оглянулась. Лонси совсем поник, даже серая его кобыла плелась как полуживая, переняв настроение всадника.
Неле шумно выдохнула.
– На небе, – сказала она, – и во льдах, и в пропаштях, и в пещерах живут духи. Они прекрашные и могучие. Величайших иж них чтут как богов.
Маг поднял голову; лицо его просветлело, и Неле внутренне усмехнулась. Она отлично понимала, что с ним творится: навидалась такого. Когда Наргияс ходил на медведя, иногда разрешал мальчишкам смотреть; Неле тоже сиживала в засаде, пялясь в черный зев медвежьей пещеры. Если долго ждешь страшного, устаешь бороться со страхом. Некоторые люди тогда начинают болтать, пытаясь заглушить страх. А если надо молчать, то им плохо.
Но Лонси был не малый мальчишка, и не на медведя он шел и не на врага. Чего он так боялся? Юцинеле мысленно вновь обозвала его всякими словами, но решила все-таки поддержать. От кого им здесь таиться, кроме теней? А от тех и пожелаешь – не утаишься...
– Давным-давно, – продолжала она мерно, в ритме шага своей кобылки; маг-аллендорец весь превратился в слух, – пришли ш неба шемь братьев-богов. Каждый иж них похитил шемь прекрашных невешт. Иж людей. Они играли швадьбы в один день и вкопали великие швадебные камни. Это и ешть горы. Вот так.
Неле перевела дыхание и услышала:
– А что было потом?
Лонси точно боялся, что она онемеет, если замолчит.
– От братьев-богов пошли шемь великих камов, – проговорила Юцинеле. – Джераш, Ора, Кэту, Уруви, Имар, Чаар и Таян. И Таян – штарший иж них.
Маг покивал. Помялся, спешно ища, о чем бы еще спросить. Неле усмехнулась, глядя между ушей лошади.
– А зачем ставят камни? – спросил Лонси.
– Чтобы жлые духи не вредили, – пожала плечами Неле. – У камня жена жакапывает пошледы и детей, кто помрет беж имени.
«Только чудовище не закопали у камня, – подумала она. – Его сбросили в пропасть. У Семи Свадеб. Чтобы духи забрали его».
...Пальцы Лонси нервно стискивали повод. Он смотрел в спину Неле: между лопаток ее мерно моталась короткая коса. «Вне цивилизованного мира, – говорил студентам этнограф, – детская смертность составляет от пятидесяти до восьмидесяти процентов. В некоторых областях детям до года вообще не дают имен. Считается, что душа в тело младенца приходит только в этом возрасте». Лонси помнил лекции, но ему все равно не по себе стало, стоило услыхать, как спокойно говорит о таких вещах Неле. «Впрочем, привычка, обычай, – подумалось ему, – так и должно быть. Они верят в богов, духов, чох и птичий грай, не дают имен младенцам и все время проводят в войнах. Что взять с дикарей».