Дети Морайбе - стр. 107

– Рррр! Вы – дети тигра! Свирепые! Стррашно свирепые!

Сыновья хохочут, возятся, он позволяет им победить, показывает приемы, которые выучил, когда выступал на ринге, – такие должен знать каждый, кому предстоят драки на улицах, где нет правил и где даже чемпион узнаёт много нового. Джайди делится с ними тем единственным, чем хорошо владеет сам, – навыками боя. А подготовить их к той, другой битве – битве терпения – невозможно.

Так он думает, переворачивая фотографию.

Сердце обмирает и тут же камнем падает куда-то вниз – словно летит в глубокий колодец, тянет за собой все, что есть внутри, и оставляет Джайди абсолютно опустошенным.

Чайя.

Глаза завязаны, на щеке синяк, руки за спиной, колени стянуты веревкой, сжалась у стены, на которой наспех чем-то бурым – видимо, кровью – накорябано: «Министерству природы с уважением». На ней тот самый голубой пасин, в котором еще утром готовила ему генг кью ван[62] и, смеясь, провожала на работу.

Джайди, окаменев, смотрит на фотографию.

Сыновья – бойцы, но с такими методами не знакомы. Он и сам не знает, как вести подобные войны – с безликим врагом, который хватает за горло, цепляет челюсть приемом «когти демона», шепчет: «Будет больно», но остается невидимым, и ты не понимаешь, кто на самом деле твой враг.

Поначалу связки отказывают, но он кое-как хрипло выдавливает:

– Жива?

– Неизвестно, – вздыхает Прача.

– Кто это сделал?

– Не знаю.

– А должен!

– Знали бы – уже сидела бы тут, рядом с тобой! – Генерал яростно трет виски и, сверкнув на Джайди глазами, добавляет: – У нас на тебя куча жалоб! Отовсюду! Так как тут поймешь кто? Кто угодно!

Накатывает новая волна страха.

– А сыновья? – Джайди вскакивает. – Я должен…

– Сядь! – Прача тянется через стол и хватает его за руку. – Мы послали за ними в школу. Отправили твоих парней – тех, которые слушают только тебя. Кроме них, доверять некому. С детьми все в порядке, их уже везут сюда. А теперь остынь и все обдумай. В твоих интересах действовать тихо. Никаких поспешных решений. Чайю надо вернуть целой и невредимой. Поднимем шум – кое-кто потеряет лицо, и тогда нам ее привезут по частям.

Джайди бросает взгляд на фотографию, встает и начинает расхаживать по кабинету.

– Это Торговля. – Он припоминает ночь на якорных площадках и человека, который сначала издалека – как бы случайно, чуть презрительно – наблюдал за белыми кителями, потом сплюнул кровавой струйкой бетеля и пропал в темноте. – Точно Торговля.

– Или фаранги, или Навозный Царь – ему никогда не нравилось, что ты не идешь на договорные бои. Или еще кто из крестных отцов и джаопоров, чью контрабанду ты перехватил.