Дети мертвого Дракона - стр. 2
– Можно и кореньями питаться, – он оглядывается с удивлением и лишь спустя несколько секунд понимает, что сказал эту чушь сам. Не зная, как воспринимать сказанное, улыбается зеркалу. Заросшее спутанной бородой отражение – дикарь, с глубоко посаженными, тусклыми, как дыры в земле, глазами, с торчащими во все стороны давно немытыми волосами, – улыбается в ответ. Даже не принюхиваясь, он распознает тяжелый, звериный запах, исходящий от собственного тела. В последние дни к этому запаху стал примешиваться иной, пугающий смрад разложения. Ему все кажется, что это гнилое мясо, но ведь он больше не ест мяса, верно? Почему же…
Пытаясь заглянуть в дыры масляно-черных глаз и разглядеть гноистое присутствие Другого, прячущегося во тьме, он максимально придвигается лицом к зеркальной поверхности. Почти уткнувшись носом в амальгаму зеркала, видит все те же черные пустые дыры, так, словно туман и дождь выели глаза, оставив после себя угольную мглу.
– Ско-о-ро… – шепчет Другой, засевший в нем, тысячей голосов, мужских и женских, – ско-о-р-о-о…
– Заткнись! – Кирилл с трудом удерживается, чтобы не садануть кулаком по зеркалу. Разбить его к чертовой матери. Быть может резкая боль от стекла, разрезающего сухожилия, заглушит ту, другую боль, что становится все сильней и сильней с каждым днем и пугает его все больше и больше.
Существо внутри сухо смеется и замирает – теперь он ощущает его присутствие мертвой тяжестью замершего внутри матери плода.
Скоро… Что же знает эта тварь? Что… она знает?
– Я тебя никогда не отпущу… – шепчет он, но слова растворяются во все усиливающемся шуме дождя. За окном громыхает, и секунду спустя дом окрашивается в мертвенно-белые цвета, молния бьет совсем рядом.
Он поворачивается спиной к зеркалу и медленно, по-стариковски бредет к столу. На деревянной поверхности вовсю играют в догонялки дождевые капли, и снова ему кажется, что в них резвятся крошечные прозрачные существа, каждое из которых несет смерть.
Он присаживается на шаткий стул и с тупым равнодушием смотрит в окно. Ливень должен был развеять туман, но этого не произошло – напротив, мгла за окном почти материальна, твердая, как брынза.
– Я тебя… никогда не отпущу, – повторяет Кирилл, – никогда… не… И снова небо за стеной твердого жирного тумана раскалывается громом, поглощая слова.
Сидя у залитого мутно-прозрачной жижей стола, глядя в сплошную стену тумана за окном, вслушиваясь в клокочущее бормотание ливня, прерывающееся частыми раскатами грома, Кирилл осознает то, что знал с самого начала.
Что-то страшное грядет.